После ужина я прилег и незаметно для себя уснул. Разбудил меня рано утром унтер-офицер Саенко.
– Сергей Александрович, поднимайтесь! Вашей группе с передовой приказано в тыл отбыть.
– Зачем?
– Если, как говорят, сегодня германец на нас попрет, то в восемь часов утра жди обстрела. Часа три, не меньше, будет утюжить наши позиции. Не ровен час какой-нибудь шальной снаряд накроет. Кому тогда к немцу идти? Так что, извольте идти в тыл, Сергей Александрович.
Спустя полтора часа, без пяти восемь, ударил первый выстрел. Вслед ему ударило сразу несколько пушек. Выйдя из сарая, я увидел, как впереди, в метрах ста, в воздух с грохотом взметнулся черно-огненный столб. И это было только начало. Снаряды били не только по передовым позициям, но и в глубину. Временами я чувствовал, как дрожит земля, содрогаясь от многочисленных взрывов. Все чаще между залпами становились слышны истошные крики людей и ржание испуганных лошадей. Вслед за мной наружу вышло несколько охотников. Со злыми лицами они смотрели на вереницы носилок с ранеными, которых доставляли в раскинувший рядом с нами временный лазарет.
Когда спустя три с половиной часа немецкие пушки умолкли, я тогда понял, что такое ощущение тишины на фронте. Не успел я дать определение этой невесомой хрупкости, как залпами ударили ружья, застучали пулеметы, а следом загрохотали, перекрыв все остальные звуки, русские батареи.
«Похоже, немцы пошли в атаку».
Вернувшись в сарай, сел на лавку и стал ждать. Только спустя шесть часов, во второй половине дня, германское командование поняло, что наступление захлебнулось, и приказало отойти на прежние позиции. Мы это поняли, когда над землей разнеслось громкое и раскатистое: «Ур-р-р-а!!!»
Почувствовав, что сидение заканчивается, люди зашевелились. Кто-то вышел покурить, другие стали проверять оружие или амуницию. Люди волновались, но суеты и нервозности ни в лицах, ни в движениях охотников заметно не было. Еще спустя полчаса прибежал молодой солдат, путаясь, в большой и длинной, для него, шинели:
– Охотники?! Мне нужен поручик Меленьев!
До этого Махрицкий с трудом упросил поручика снять погоны с шинели, поэтому сейчас в полумраке барака тот мало чем отличался от разномастно одетых охотников. Поручик встал:
– Это я. Слушаю.
Солдат вытянулся.
– Ваше благородие, поручено передать, что первая линия германских окопов захвачена. Вам надлежит выступать немедля.
– Спасибо. Можешь идти.
– Слушаюсь, ваше благородие!
Не успел солдат развернуться к выходу, как все стали собираться. Поручик подождал, потом оглядел нас всех, сказал: «С богом!» – и развернувшись по-строевому, через левое плечо, зашагал к двери.
Выйдя из барака, мы быстрым шагом пошли среди повозок со снарядными ящиками, санитарными двуколками и ротами солдат, стоящих наготове, в случае прорыва фронта.
Когда проходили нашу первую линию окопов, по которой пришелся основной удар немецкой артиллерии, мне впервые пришлось увидеть настоящий фарш из земли, обломков бревен, металла и человеческих тел. Особенно меня поразил развороченный крупнокалиберным снарядом блиндаж. Вокруг ямы, перемешанные с землей и досками, лежали не менее десяти изувеченных тел, причем у половины из них были оторваны руки или ноги. Хватило одного мельком брошенного на них взгляда, чтобы отвести глаза, но уже спустя какое-то время стало понятно, что отворачиваться – дело бессмысленное, так как трупы, русских и немцев, лежали вперемешку по всему изрытому снарядами полю.
Впереди нас продолжал громыхать бой. Было видно, как русские и немецкие солдаты стреляли друг в друга, падали раненые, ползли, вскакивали, пробовали бежать и снова падали уже замертво. В пылу боя никто не замечал ни шрапнели, ни пулеметных очередей, ни раненых и убитых. Когда всё перемешалось в смертельной схватке, боясь поразить своих, примолкли пушки с обеих сторон, и теперь был слышен только лязг железа, выстрелы, предсмертные крики, стоны.
– Торопись, ребята! – торопил нас Мелентьев. – Наша цель тот лесок! За мной!
Мы побежали вслед за ним по промерзшей земле среди воронок и трупов. Вдруг неожиданно с немецкой стороны заговорило сразу несколько пулеметов, скашивая всех подряд, но спустя несколько минут послышались разрывы гранат и пулеметный треск утих. Крики: «Ура-а-а!!» то затихали, то усиливались. Мы с ходу проскочили первую линию вражеских окопов, занятую русской пехотой,
