Сказка Пламенной Танцовщицы
(продолжение)
– Я очень красивый, – сказали туфли, точно два самодовольных алых попугая, – и меня быстро подобрала девушка, у которой танцевальные пристрастия были куда лучше. А какие зелёные ленты в волосах! Я провёл в её доме много лет, пока не закончился воск для свечей, не лопнули все скрипичные струны и мраморные квадраты уже не могли вынести топота ног. Меня передавали от танцора к танцору: так я научился всему, что должны знать туфли. Наконец одна девушка взяла меня домой, и я, хоть не был уверен в своих чувствах по этому поводу, не попытался повернуть её ноги назад, позволил унести себя туда, куда она хотела. О, горе мне, горе! Её мать лишь раз взглянула на ветвящиеся корни, моё украшение, и схватила меня точно испорченную рыбу, что годится лишь для кошек; вышла на улицу и бросила в водосток. Я упал с плеском, поплыл и через некоторое время пошёл на дно, где мог бы и остаться, словно утонувшая собака, если бы не небрежное отношение аджанабцев к войне…
К этому моменту я уже еле дышала. Мои волосы от пота прилипли к ушам – так быстро и проворно мне пришлось двигаться, прыгать, поворачиваться и ступать, то и дело вскидывая ноги, как требовали узкие коридоры; элегантно скользить по длинным прямым участкам, совершать пируэты и ходить на цыпочках словно кошка. Голос туфель безупречно отмерял ритм, и моё тело гудело от танца, знаний, новизны, как иной раз бывало, когда я держала на коленях книги в лавке каллиграфа.
– А откуда взялся лабиринт? – пропыхтела я, выполняя смелый поворот в прыжке и тяжело приземляясь на каблуки.
Туфли помедлили, прежде чем ответить:
– Я его не строил. Думаю, это творение Ткачихи, потому что она сделала всё остальное: по каким-то своим причинам. Он уже был здесь, когда я выплыл на середину чёрного резервуара и довольно быстро открыл его предназначение.
Наконец, трижды повернувшись вокруг своей оси и всплеснув руками, я добралась до конца лабиринта. Туфли стукнули каблуками по полу, изображая аплодисменты. Хотя было очень неприятно, когда ноги двигались сами по себе. Я согнулась пополам, пытаясь отдышаться.
– Спасибо, – хрипло проговорила я.
– С превеликим удовольствием, – откликнулся Учитель танцев.
Я чувствовала, что туфли из корней стискивают мои ступни, пытаются удержаться на них.
– Мне пора уходить, – неуверенно сказала я.
– Нет нужны оставлять меня здесь, в темноте. Подумай, как здорово мы танцевали бы вместе в свете канделябров! Какой красивой тебя считали бы мужчины, в твоих коричных туфлях и с длинными ногами, танцующими словно газелли!
Туфли вцепились в мои ступни, чтобы не позволить себя снять и как следует удержать меня внутри.
– Я… По-моему, лучше чувствовать брусчатку собственными ступнями, хоть это ничего не меняет.
– Это всё меняет! – воскликнул Учитель танцев и сжал мои ноги ещё сильнее, как змея сжимает мангуста. – Я устал лежать пустым во тьме и ждать, когда девушки придут и заполнят меня на миг, чтобы сбежать, как только всё закончится! Ты мне нравишься не меньше тех, кто мне нравился после мёртвой девушки, и я хочу снова танцевать, во дворце и в саду Герцога, там, где витают ароматы!
Я царапала туфли, пытаясь их снять: от боли у меня потекли слёзы.
– Пожалуйста! Я не хочу танцевать в герцогском дворце!
– Но я знаю, милая дочь птицы! Я знаю, что полагается делать правильным девочкам, и могу ответить на твой вопрос. – Туфли стиснули мои кости ещё сильнее. – Девочки должны танцевать, чтобы их юбки развевались будто лепестки цветов; выглядеть красивее рубиново-красных роз на балах, которые никогда не заканчиваются. Они созданы для развлечений, чтобы хлопать ресницами и кружиться в объятиях красивых мужчин! – Коричные туфли стали ещё теснее и стиснули мои пальцы. – Они созданы для того, чтобы пить игристое вино. Их смех похож на пение зябликов, и они устремляются в тени ради поцелуя! Они созданы для того, чтобы заливаться румянцем, делать реверансы и падать в обморок. Но более всего они созданы для танцев, они должны танцевать, живые или мёртвые, холодные или горячие, пока кости не треснут! Чтобы думать лишь о танцах, кружении блестящих платьев и лентах на груди молодых людей. Они созданы трепетать в мужских руках день за днём, пока их пяточные кости не начнут выбивать искры на полу танцевального зала!
Голос Учителя танцев возносился всё выше, делаясь более визгливым. Я плакала, туфли уродовали мои ноги, превращали их в красные корни, а мои пальцы лишь беспомощно царапали коричную поверхность. Я сделала глубокий хриплый вдох – мою грудь словно обожгло – и подпрыгнула, как меня научил лабиринт. Получился высокий сильный прыжок, и я приземлилась на стопы – так тяжело, как только могла. Приземление чуть не раздробило мне кости, от острой боли зубы сами вцепились в щёку, но вопли
