новых подданных…
Все трое долго молчали. Наконец Фрунзе все же продолжил свою мысль:
– С агитаторами мы вас поняли, а вот с восстанием… Оружием поможете?
– Артиллерию, броневики и аэропланы дать не сможем: их немного, да и самим нужны. С пулеметами сложно, но на две-три штуки можете рассчитывать смело. Винтовки и пистолеты – легко, но в разумных пределах.
– «Разумные пределы» – это сколько?
– Тысяча винтовок и пара сотен короткоствола. Если будем соблюдать меры предосторожности, то и обучить человек полста сможем. Стрельба, действия в городе, в лесу, в ближнем бою… Мы подготовим инструкторов, а уж потом они обучат свои рабочие дружины или отряды Красной гвардии, или что там у них будет…
Слушая все это, Фрунзе откинулся на спинку стула. На такое большевистская организация Петрограда не могла даже надеяться. Да что «надеяться»: такого не виделось даже в самых смелых мечтах! Ах, Евсеев! Молодец! Такого человека сразу углядел! Молодец! Нужно срочно сообщить Старику[98]: в Петрограде появилась возможность заиметь настоящую боевую силу.
– Хорошо, – медленно произнес он. – Ваши предложения интересны, не скрою. Что от нас хотите вы?
– Листовки для солдат, газеты, брошюры. И мы с атаманом хотим попросить рассмотреть вопрос о нашем вступлении в партию…
Здание Дворянского Собрания на Итальянской к указанному сроку было набито битком. Пришли журналисты десятков городских газет и даже их коллеги из иногородних изданий. Александра, которая чувствовала себя в этой толпе словно рыба в воде, с удовлетворением окинула взглядом зал, украшенный полотнищами георгиевских цветов, разодетую публику и улыбнулась. Всё пока шло по плану. Львов, Анненков и десяток тщательно отобранных солдат и унтер-офицеров ждали в отведённой им комнате, а распорядитель мероприятия, громогласный Аполлинарий Феоктистович, метался вдоль рядов, усаживая наиболее именитых гостей. Всем раздавались программки, где был описан порядок задавания вопросов и прочий регламент.
Стулья для гостей поставили полукругом, а для георгиевских кавалеров установили полукресла на возвышении – там, где обычно сидел оркестр. Кроме того, были ещё ложи для особо важных гостей и императорская ложа, которая, судя по всему, в этот раз будет пустовать.
Ровно в два часа пополудни распорядитель, тщательно проинструктированный Александрой, поднялся на подиум и, прозвенев в серебряный колокольчик, начал пресс-конференцию.
– Господа, приветствую вас всех на этом удивительном собрании, где журналисты петербургских и иных изданий смогут лично задать вопросы героям Ковенского прорыва. Встречаем его превосходительство генерала-лейтенанта Анненкова, его превосходительство генерала-майора Крастыня, его высокоблагородие полковника Львова, его благородие хорунжего Бельского, фельдфебеля Чапаева, приказных Чембурова, Самойлова и ефрейтора Гагарина.
Под аплодисменты зала, через боковую дверь вошли все поименованные и сели согласно воинским чинам. Анненков впереди, справа и слева Крастынь и Львов, и остальные по сторонам.
– Напоминаю, господа, что перед тем как задавать вопрос, желательно представить своё издание. Первым начнёт Фадей Егорыч Бельский из «Русского Слова».
Со своего места встал высокий худощавый мужчина в пенсне и бородке клинышком, весьма похожий на Чехова.
– Господин генерал, и в нашей, и в зарубежной прессе масса весьма различных описаний вашего героического прорыва. Хотелось бы послушать о нём из первых уст.
– Да, в общем, ничего особенного, – Анненков, глядя с возвышения на забитый публикой зал, едва заметно усмехнулся. – Воспользовались неразберихой и плохим состоянием вражеских тылов и совершили рейд сначала до Ковно, а оттуда уже с комфортом на поездах до Минска. В пути уничтожили до четырёх полков германской пехоты и кавалерии и захватили некоторое количество трофеев, кои и были сданы по прибытию.
– Меньшиков, газета «Новое Время». Германская пресса обвиняет вас в нарушении правил войны. Пишут, что вы расстреливали пленных и даже пытали.
– Как говаривал Марк Твен: «Слухи о моей смерти были несколько преувеличены». Прежде чем подробно и полно ответить на ваш вопрос, напомню о приказе командира пятьдесят восьмой Баварской бригады генерала Стенгера: «С сегодняшнего дня пленных больше не брать. Всех пленных, даже в значительном количестве, немедленно расстреливать. Так же поступать с ранеными, всё равно, имеют ли они при себе оружие или нет». Пленные австрийцы и немцы сообщают, что только во время боевых действий у Равы Русской были расстреляны более пяти тысяч наших пленных. Так что не немцам рассказывать нам о правилах войны после подобных
