Малат улыбнулась. Как ребенок, заслуживший похвалу – все-таки пятерка по арифметике!
– Вот и отец мне говорил, что красивая. Но вы ведь тоже очень красивый… Ваша фигура… И лицо… И волосы у вас такие… И то, как вы говорите… Мы могли бы пойти завтра на праздник гирлянд… Вдвоем… Танцы… Я не буду к вам приставать, клянусь! Дело не в сексе! Мне не надо секса!
Растов умилился. Почти до слез. «Не надо секса ей!»
– Малат, милая, – Растов улыбнулся самой братской из своих улыбок, – это так здорово, что мы с тобой поговорили! И я счастлив, что узнал про плерому… И плакаты отличные.
– Я их для вас принесла, берите! – Малат пододвинула папку к Растову. – У меня дома еще есть…
– И я уверен, что мы могли бы с тобой дружить…
– То есть на праздник гирлянд мы пойдем, да?
– Нет. Не пойдем. Но мы можем, например, переписываться…
Малат угрюмо нахмурила брови и кивнула. И в этот миг из ее глаз брызнули горячие слезы.
Было видно, что она не хочет переписываться. А хочет всего того, что Растов никак не может ей дать. Того, что в ее возрасте способно только присниться…
…Втянув голову в плечи и по-хулигански засунув руки в карманы брюк, майор шагал через парк «Семь добродетелей».
К вечеру народу там становилось все больше.
Пробираясь через ряды гуляющих парочек, лавируя среди требовательно орущих детей, среди лопающихся надувных шаров, шуршащих упаковок засахаренного миндаля и празднично галдящих теток работного вида, Растов думал о том, что Малат – она похожа на пустую чашку. Дорогую, с синей кобальтовой росписью от руки, тонкостенную фарфоровую чашечку. Которая очень хочет, чтобы в нее что-то было налито. Этого хочет даже не она сама, но ее пустота. В эту ценную чашку можно налить кефир. Можно – томатный сок. Или квас. В нее можно насыпать сухой манной крупы. Или налить сметаны. Чашке – по самой ее фарфоровой сути – не так важно, что именно она вмещает. Ей просто страшно пустовать. Не для того ее слепили, обожгли, покрыли глазурью, расписали. Она страстно желает вмещать. Хоть, может, иногда ей и кажется, что она желает только одного: чтобы в нее был налит китайский чай сорта «красный халат», заваренный благообразным мастером с тонкой душой поэта и чуткими руками тренера цигун…
Нет, Растов никогда не станет целовать эти красивые губы временно укрощенной обстоятельствами и майором Илютиным дикарки.
Но он от души желает этим губам быть зацелованными.
Глава 22
Астрономический детектив
Прошла еще неделя.
На то, чтобы приводить в порядок родную роту, принимать пополнение матчастью и личным составом, времени Растову категорически не хватало.
Круглые сутки приходилось торчать в госпитале.
Лежать в электронных гробах.
Сидеть, скрючившись, в электронных утробах.
Врачи уверяли его, что все это – «плановое обследование выздоравливающего офицера».
Но Растов подозревал: две трети всех тестов делаются по просьбе родной контрразведки, которая ищет чоругские закладки везде, где может, – начиная от половых органов и заканчивая костным мозгом.
Также он не исключал, что и его мать не удержалась от того, чтобы попросить докторов проверить сына на наличие болезни Киссона-Ялинцева – чисто по принципу «чтоб два раза не вставать». А вдруг у чоругов развилась? На нее похоже.
В общем, Растов кое-как терпел.
Хотя душа, конечно, просилась в кафе у входа в парк «Семь добродетелей», к пенистому клонскому пиву «Счастье рудокопа»
