– Припоминаю, да. Чоруги уверяют, что умеют сшивать ее при помощи специальных машин. И это именно то, что ты хотела сказать по поводу чоругов, да? – проявил проницательность Растов. Он крепко ухватился за возможность подальше свалить от темы «личное».
– Ну, примерно… Вам же, наверное, интересно знать, почему они меня ментоскопировать хотели?
– Интересно, – соврал Растов.
На самом деле ему куда больше хотелось знать – точнее, не то чтобы «хотелось», скорее уж «было нужно», – как именно погиб капитан Листов. Но перебивать девушку было как-то некрасиво.
«Черт! Никогда не поймешь, как именно следует вести себя с этими шестнадцатилетними барышнями – то ли как с женщинами, то ли как с детьми…»
– И зачем же чоруги хотели тебя ментоскопировать?
– А вас зачем, кстати? – неожиданно спросила Малат и отважно вгрызлась в вафлю стаканчика.
– Меня – потому что хотели узнать, как я управлял одним необычным инопланетным объектом. Но поскольку это скукотная скукота, лучше перейдем сразу к тебе…
– Ладно. Чоруги считают, что и мой папочка, и я – мы очень хорошо чувствуем эту ихнюю «плеромому»… Ну, насчет себя я не уверена. Но насчет моего отца – у него таких случаев, как с вами, было много разных. Он действительно иногда видел то, что будет происходить в будущем… Меня даже мурашки иногда пробирали.
Растов кивнул.
Еще бы не мурашки… Этот танкист в желтом костюме… Чоругский боевой шагоход… А ведь в те годы, когда напечатали плакат, никто, ну то есть НИКТО на клонском пропагандистском конвейере, штампующем такие плакаты, не мог знать, что однажды на Дошанской дороге Константин Растов повстречает «Три квадрата» и прицелится в него из пистолета…
– Ну а ты, Малат? То есть ты тоже можешь видеть будущее, когда рисуешь? – спросил Растов.
– Я не умею рисовать… И будущее вижу редко… Но чоруги считают, что у меня тоже есть этот дар… Что я унаследовала его от отца… В общем, у чоругов шкурный интерес. Они уверены, что раз у меня, как и у отца, талант видеть картинки из будущего, значит, я этих картинок уже видела миллион. И вот надо весь миллион картинок у меня из мозга считать, про запас. А потом можно будет из них собирать разные вещи… Разные пазлы, вот. А на пазлах – будущее. Такая корысть.
– Это ты сама догадалась, про пазлы?
– Нет, мне Шчи рассказал… Я и слова-то такого не знала раньше – «пазлы». Оно русское, да?
– Очень мило со стороны Шчи, – сказал Растов с сарказмом, – что рассказал… По существу же это совсем не мило! А безобразно. С метафизической точки зрения… Знаешь, я вот тебя слушаю тут и думаю: чоруги – они и правда заслужили большую взбучку. Даже бо
льшую, чем пока получили. Значительно большую! Потому что разборзелись они как-то… чрезмерно. Охренели. Хватают несовершеннолетних девчонок из мирного населения и, не моргнув глазом, собираются их ментоскопировать, превращая красавиц в никчемных инвалидов… И все это ради какого-то абстрактного «будущего», ради «пазлов»… А потом еще врут как сивые мерины!
– Врут? – испуганно переспросила Малат.
– Врут, да. Когда я спросил Шчи, зачем они собираются ментоскопировать клонскую школьницу, то есть тебя, он мне что-то начал затирать про эмоциональность и агрессивность, мол, редко когда они сочетаются у женщин так здоровски, как у тебя… А про твоего отца он даже не упоминал… Хотя слово «плерома» я действительно узнал от него.
– Надо же… врал! А мне Шчи говорил, что восхищенные пятого ранга никогда не врут…
– Любимая песня всех врунов – про то, какие они честные. – Растов вздохнул, этот разговор изрядно его утомил. Хотелось одиночества. Хотелось спать.
– У них есть еще одна любимая песня – про то, как они страдают от того, что много кругом обмана. – Малат цинично усмехнулась, вдруг Растову показалось, что ей не шестнадцать, а сорок.
– Откуда ты знаешь?
– Встречалась тут с одним… Из Народного Финансового Альянса.
– С банкиром?
– По-вашему так.
– И?
– Так он мне врал, что не женат.
