Это были машины.
И они шагали.
Причем если поначалу скорость их движения была оценена Растовым как умеренная, то потом его мозг наконец осознал масштаб аппаратов и ужаснулся: гиганты неслись под сто километров в час, а может, и быстрее!
И это при том, что каждая стопа такого шагохода накрывала «Т-14» полностью.
«Но как это физически достижимо? Такая скорость при таких габаритах?! И при таком… рельефе?!» – недоумевал Растов.
Еще пара секунд – и майор пересчитал цели.
Их было пять.
– Рота, к бою! – скомандовал Растов. – Пять неопознанных наземных целей. Азимут двести девяносто! Зарядить кумулятивные! В лирику категорически не впадать!
– Отставить «к бою»! – вклинился Портной. – Майор, я строго приказываю вам разрядить орудия и не включать автоматику на сопровождение!
Будь Растов зеленым лейтенантом, он бы, конечно, спросил полковника: «А почему?»
Попытался бы объяснить ему, что ротой командует он, а не полковник. Что жизнь танкистов в его руках, на его ответственности. И что это он пойдет под трибунал в случае чего. И в ад попадет, кстати, тоже он. Если не выложится до последнего «за други своя».
Но Растов был закаленным ветераном, и ему не нужно было убеждать самого себя в том, что ротой командует именно он, а не Портной.
– Я прошу прощения, товарищ полковник, – отчеканил Растов, – но в данной ситуации я не имею права выполнять подобные приказы.
Башни танков развернулись в сторону неопознанных шагоходов.
То же проделали и машины разведвзвода.
И бронетехника мобильной пехоты.
Также Растов с удовлетворением отметил, как четко, без суеты и паники, развернулись за броней своих машин пехотные отделения.
Но если закаленные бойцы российской армии панике не поддавались, то вольнонаемных клонов в экскаваторе накрыло цунами животного страха.
В тон Малат заорал впавший в панику инженер Тугани.
Оператор экскаватора так рванул со своего места, что зацепил рычаги управления.
Экскаваторщик стекал вниз по ажурной лестнице, вопя что-то невнятное, а ротор гигантской машины, оставленной без присмотра, вдруг начал разворачиваться в сторону полковника, Малат и живописной группки партизан.
Двигался ротор не особенно быстро. Но, врубаясь ковшами в породу и балки крепи, он сразу вызвал волну новых разрушений.
Полковник Портной, чертыхнувшись, отпрыгнул в сторону и даже крикнул Малат: «Беги сюда, дура!»
Дуру просить два раза не надо было.
Она выбежала из штольни вслед за полковником, когда за ее спиной обрушилась лавина.
Друзья Малат – те, наоборот, впали в оцепенение.
Они стояли как и раньше, упрямо вертя головами. Но оружия не бросали.
Лица у партизан стали совсем детскими, на героические гримасы у них теперь не хватало ресурсов внутреннего внимания…
…Как и всякий несчастный случай, гибель полковника Портного выглядела нелепо.
Та самая рельса, которая казалась Растову сломанной костью, пришла в движение и, внезапно с огромной силой вытолкнутая открывшимся родником, полетела вниз.
Она ударила полковника срезом точно в основание черепа.
Конечно, Портного спас бы шлем экзоскелета. Но он, увы, снял его перед началом переговоров: очень уж ему хотелось производить на партизан впечатление своего в доску. Мол, я тоже смелый.
Полковник Портной умер мгновенно.
