которого никто не держал, под очередной вопль Дарона:
– Стой! – изо всех сил врезал мне сапогом по морде.
Дарон попытался остановить его, но племянник с силой оттолкнул наместника:
– Не лезь, на нем кровь моих людей!
И врезал мне еще раз сапогом.
– Лежи, капитан! – с издевкой сказал он мне и добавил, обернувшись к наместнику, замершему как в ступоре. – Откомандовался, шлюхино отродье! На аристократа пасть разевает! – а потом солдатам: – Вздернуть на воротах! Быстро, я сказал!
От очередного удара я здорово поплыл и дальнейшее видел как в замедленной съемке. Где-то сзади затопали сапоги по камням, и мой взгляд скользнул по спине Ланожа, выбегающего за ворота замка. Меня рывком подняли на ноги, заломили руки и поволокли – мимо застывшего побледневшего Дарона и красного Вирота, беспомощно смотрящего на наместника и что-то ему быстро-быстро говорящему. Мимо отвернувшего Бачуха. Мимо рванувшегося было на помощь див Мира, но остановленного своей охотницей, и стоящего, вцепившись в меч.
Я смотрел на этих людей налившимися кровью глазами, почти ничего не соображая. Кто-то накинул мне веревку на шею, и тут раздался первый вопль:
– Стоять! – Все обернулись на Вирота, держащего Дарона на руках. – Наместнику плохо! Бакар, не дури, Соура – в карцер, пока он не поправится, Исола сюда позовите, быстрее!
Барон, оказывается, ошивавшийся рядом, тут же обернулся к капитану и сказал:
– Дарона в башню давай, а я тут справлюсь!
– Соура не трогай, главное! – Вирот понес наместника к башне. – Бачух, помоги! – И сотник подхватил его под ноги.
А Бакар посмотрел на меня:
– Жаль дядю, – сказал он. – Но тебя, ублюдок, я повешу, это точно! Копар, коня сюда!
– Пустите Пуха, идиоты, – раздался спокойный голос Танделы. – Его одного хватит этим недобиткам задницу оторвать.
Я почувствовал, как меня отпускают, и поднял гудящую голову. Эрольдка, конечно, пришла не одна. Вместе с ней стояли все наши парни, ощетинившиеся натянутыми луками.
– Не советую дергаться, я нервная, – добавила Тандела. – Соур, иди к нам. И ты, Бакар, тоже.
Див Пимобат замотал головой:
– Даже не думай. Я останусь со своими людьми.
Я, с трудом переставляя ноги, дошел до своих.
– Вот как? Тогда все отошли от барона! – Тандела с нашими быстро подошли, отсекли барона от солдат. Она убрала лук и сняла с меня веревку.
– Пух, лови. Тут, кажется, хотели кого-то повесить. И мне кажется, ты даже знаешь, кого.
– О да, – десятник опустил руку на плечо барону и надел ему на шею веревку, после чего резко затянул ее.
– В-вы чего? Т-так нельзя! Наместник вам этого никогда не простит!
– Да ладно? – усмехнулся я. – Ланож, давай сюда лошадь!
– Не надо! Мы с Пухом его лично вздернем, – остановила Тандела, перекидывая другой конец веревки через решетку вверху. – Зачем в это дело еще и животное впутывать. Так и помучается подольше. Всех наших ребят вспомнит… Это ведь и мой десяток был.
– Э-э-э, ребята, это же аристократ! – воскликнул десятник из караулки. – Его нельзя вешать!
– Ничего. Я тут недавно узнала, что если после повешения башку отрубить, то никто и не узнает, что труп повешен, а не убит в бою.
– Солдаты! Воины! Ко… – начал было вдохновенную речь Бакар.
Щелк!
Врезала ему по щеке Тандела. Глаза аристократа округлились, и он заорал:
– Сучье отребье, я тебя…
Хрясь!
Кулак Пуха врезался в нос барона. Племянник Дарона свалился, а Пух с Танделой налегли на другой конец веревки, вытягивая потерявшего сознание Бакара вверх, и тут я сообразил: они его ведь действительно вздернут! Достаточно было посмотреть на красное от бешенства лицо Пуха и сверкающую глазами эрольдку.
Голова прошла мгновенно, и я, рванув меч из ножен, шарахнул по веревке над головой барона, перерубая. Барон гремящим
