– Жёнка?!
Но тут очнулась бабка, зашикала на всех, замахала руками:
– Уходите, уходите! Коня Храброва обиходьте пока! Завтра приходите. Дайте мне с внуком побыть! Когда ещё увидимся… – Слезу непрошеную со щеки смахнула.
Храбр сиротой был. Кроме бабки, у него и не было никого. Налетели вороги, захватили град. Людей порубили, замучали. Застава, правда, отомстила, изведя всех кочевников. Да только от рода уцелели лишь бабка и две только родившие молодухи, которых в тайник вместе с детьми спрятали… Остальные-то потом на эти земли пришли. Из других родов. Так Совет племён постановил, чтобы земля пустой не оставалась…
Послушались мужики, стали друг друга подталкивать к двери, на двор выбираться. Потом двое отроков внесли вьюки, повели лошадь на общинную конюшню. Расседлали, дивясь богатой сбруе, тщательно вычистили, выскребли. После воды принесли. Тёплой. Насыпали овса в ясли щедрой рукой. Жеребец громадный, сильный. Под стать всаднику. Косит большим глазом на юнцов, но плохого себе не позволяет. Ни копытом не бьёт, ни кусает. Спокойный, видно. Хрустит себе зерном, перемалывает большими ровными зубами. Дали морковку – схрупал в мгновение ока. Благодарно ткнулся в руку мордой. А что? Животина тоже сладость любит.
Едва Храбр с бабушкой одни остались и старушка бросилась к печи – внука-то покормить с дороги надо, как опять в двери стучатся. На этот раз не вышибая, когда думали, что на помощь спешат. Нет, аккуратно, вежливо. Одна соседка заскочила, принесла миску капусты квашеной, ягодой клюквой богато проложенной. Вторая репы притащила пареной. Третья – ногу кабанью закопчённую. Ещё одна – каравай тёплый, только из печи, видно, вытащенный, пшеничный. И пошло-поехало! Одна за одной бабы идут, несут угощенье и заедки праздничные: пироги с начинкой и простые лепёшки, орешками пересыпанные. Ягоды томлёные, мочёные, сушёные… Часу не прошло – стол в избе ломится. Родович вернулся. Помочь надо. А в следующий раз и тебе помогут. Нет такого у славян, в одиночку жить. Не прокормишься! Почему и самое страшное наказание, кроме смерти, конечно, из рода изгнать. Извергом сделать. Ни поля не вспахать, ни защитить себя и близких.
Испокон века славяне друг за дружку держатся, потому и живы. Потому что гурьбой и батьку бить сподручнее. Будь роды славянские поодиночке, давно истребили бы их находники, кочевники и прочие желающие обрести земли и рабов. Империя латинская, ещё первого Рима, истинного, пыталась на славян ярмо надеть – не вышло. Исчезли римские легионы в дремучих лесах, словно их и не было. До Рима персы хотели эти края завоевать. Еле ноги унесли. Бросали раненых, мёрли от жажды и голода. Не вышло у них. Перед персами кочевники из степей пожаловали. И остались от них лишь одинокие каменные статуи, разбросанные по Дикой степи… А до кочевников-хунну приходили и вовсе неведомые племена. Только память славянская о них ничего не сохранила хорошего. Видно, недостойны были. Но и в прежние времена, ещё до Потопа великого враги о славянские роды всегда зубы ломали. Что атланты безжалостные, что наги ужасные. Мало кто возвращался. Если вообще возвращался… Но тем и сильны славяне, что стараются жить мирно. Чужого не захватывают. Людей не угнетают. Нет у них рабства подобного тому, что в тёплых краях. Нет и воровства. Не ходят рати захватывать чужие земли. Миром стараются всё решить. Ибо силу свою сознают славянские племена. А истинно сильный – всегда добр. Лишь слабый вымещает свою ущербность на других. Стремится их оболгать, навредить, украсть, ударить в спину исподтишка. Ибо чует подсознательно своё ничтожество. И чем слабее народ, тем хуже к другим относится. Но не истинный славянин!
С утра, едва рассвело, Храбр первым делом на конюшню направился, друга своего четвероногого навестил, посмотрел, как о нём позаботились, сыт ли? Попоной ли тёплой накрыт? Ледышки-наморозки из-под копыт вычищены ли? Проверил, потом по граду прошёлся, провожаемый взглядами завистливыми молодых ребят. Не у одного глаза загорелись при виде одёжи добротной, в здешних краях не виданной. От оружия знатного. Что уж о коне богатырском говорить – бегали всю ночь по очереди, любовались вороным.
Впрочем, что здесь гулять-то? Град – место невеликое. Едва четыре сотни людей в нём живёт… Задумался парень, идя по утоптанному вчерашними гулёнами снегу, откуда жрецы целую тысячу народа возьмут? Впрочем, не его это дело. Как-то там брат Слав поживает? Всё ли у него хорошо? Как дружина зимует? Кого родила чудинка другу – сына или дочку? И словно запнулся, замер на месте – встало перед взором лицо той дочери Оттоновой, когда они коровок тощих забирали у франков… И чего это вдруг? Мотнул головой, снова пошёл дальше, походкой неспешной, пока до дома родителей Слава не дошёл. А там его уж заждались, все глаза проглядели! Хотят о сыне да о семье его вести узнать. Просто места себе не находят от нетерпения.
Постучал Храбр в двери дубовые, мешковиной прошитые сверху. Вошёл в сени, обмёл веником сапоги щегольские, чёрного сафьяна. Хоть и холодно на улице ныне, да надо же кураж свой показать, похвастаться? А ведь, если честно, надел на ноги красивую обувку, лишь когда из-за вала выезжать собирался. До этого в валенках ехал…
Вторые двери открыл, внутрь избы вошёл, поклонился хозяевам, за накрытым угощением столом гостя ждущим с самого утра. В
