Музыка же таинственная и вовсе пошла на спад, её заменили совсем другие звуки: треск сучьев на ветру, скрежет корней, словно бы пробивающих себе путь из-под земли наверх, зловещий шёпот трав и далёкий страшный вой, вроде и волчий, а вроде как и с истерическими женскими нотками в голосе. От него мороз продирал по коже, и, буде Вакула предложил приятелю плюнуть на всё да вернуться домой, Николя, не задумываясь, согласился бы.
Равно как и если бы молодой гимназист первым навострил лыжи из лесу, так кузнец, поди, ещё и обогнал бы его в похвальном и разумном рвении. Однако ж поскольку планом отступления ни тот, ни другой вовремя не заморочились, то, стиснув зубы и сведя брови, парни тупо шли вперёд, невзирая на все опасности, реальные или мнимые.
И вот вскорости появился просвет в чаще, вот уже посреди колючих, как задница грозного подмосковного ёжика, проявилась узенькая тропинка, идти по которой можно было лишь боком. Но и эта приятная мелочь воодушевила сердца героев наших, наполнив их уверенностью в благом деле.
Когда же отважные и расцарапанные герои вышли наконец к матово-блестящей, словно воронёная сталь, реке, оба пребывали в самом раздражённом состоянии духа. То есть ежели какая нечистая сила очень хотела их напугать, так, как это часто бывает, добилась она сим прямо противоположного результата.
– Гляди, костёр!
– Стало быть, не сбрехнул наш рогатый чертяка, – удовлетворённо стиснул кулаки кузнец, расцарапанный так, будто он к той же Оксане не вовремя в баню заглянул, а там кроме неё ещё пять гарных дивчин мылись. К слову сказать, и Николя выглядел немногим краше, ибо колючий кустарник людей образованных и могущих назвать его по-латыни почему-то ничем не отличает и дерёт так же без малейшего уважения.
– Я первым пойду. – Николя кивнул в сторону тонкой жердины, заменяющей мостик.
– Та, може, я первым, паныч?
– Нет, не обижайся, но ты тяжелее. Если под тобой сломается, уже ни один на тот берег не попадёт.
– Так шо, значит, я толстый?!!
– Вакула, вот не начинай, – морщась, попросил начинающий писатель, ибо раз в году, на Масленицу, эта болезненная тема волновала кузнеца, как её ни топи. – Ты не толстый, ты здоровый.
– Так то вы думаете, шо толстый?
– Нет, ты тяжёлый. Понимаешь разницу? Не толстый, а тяжёлый. Мышечная масса, а не жир!
– То я в батьку пошёл, – сокрушённо вздохнул Вакула, на самом деле бывший вполне себе крепким и гармонично сложенным парнем.
Ну да, тяжелее, чем его друг-гимназист, что ж поделать? Модного слова «диета» в те времена в украинских сёлах попросту не знали и худобу почитали первым признаком нездоровья…
Николя улыбнулся и храбро поставил ногу свою на осиновую жердину. Хлипкий мосток дрогнул, но вроде бы держал. Подобно канатоходцу, коего в детстве видеть довелось в заезжем балагане, молодой человек шагнул вперёд и, расставив руки в стороны, быстро перебежал на противоположный берег. Жердь хоть и прогнулась под его весом, но вполне себе выдержала.
– Давай сюда!
– Иду, паныч, – без особого энтузиазма буркнул кузнец, ставя в свою очередь сапог свой на жердину. – Ох, спаси и помилуй, царица небесная-а…
Лучше б ему, видимо, и не говорить таких слов в этаком месте, ибо в тот же миг словно гром грянул среди ясного неба, дерево с ужасным треском переломилось под ногой его, и Вакула рухнул в реку. Чёрные, как дёготь, искры так и брызнули во все стороны! Николя замер столбом, не зная, что и поделать, когда сонная гладь у берега всколыхнулась и два огромных бревна, вильнув хвостами, скользнули к его другу.
– Крокодилы африканские… Откуда ж, мать их за химок и об стенку?!
Никто ему не ответил, хоть вопрос сей и не относился к тонкой философии или безответной риторике. А только в середине реки всплыл грозный и мокрый кузнец, в неслабом изумлении увидев перед собой две оскаленные жуткими зубами пасти…
– Я те покусаюсь, скотина зелена! Я те зараз усю харю набок заворочу! Я те хвост на рыло натяну, голым в Африку пущу и скажу, шо так и було! От яка ж подлюка зубастая-а…
Бледный Николя только и успел пригнуться, когда первый крокодил, длиной в три сажени, вылетел из реки с выпученными глазами и безмолвным криком «я больше не буду!». Второй гад был раскручен за хвост и отправлен широким махом транзитным рейсом в сторону родной Диканьки, где вроде бы как вполне себе успешно приземлился аж во дворе кумовой хаты.
Там же и был нещадно бит кумой, которая всем потом хвасталась новыми черевичками из неопознанной зелёно-жёлтой кожи.
