— Благодарю тебя! — И низко поклонившись, Молодой вышел из башни.
Старый посмотрел на Молодого — и улыбнулся.
— Ты достиг своей цели?
— Да! — Молодой вскочил на протестующе заржавшего коня. — Спасибо… став Верховным магом, я никогда не забуду твоих советов!
— Я рад. — Старый вздохнул. — Ты уже уезжаешь? Я предпочел бы переночевать.
— Спешу. — Молодой виновато развел руками. — Отдохни, друг. Буду рад тебя видеть в башне из горного хрусталя!
Он пришпорил коня и опасно быстро поскакал назад по тропинке.
Старый рыцарь вздохнул, потрепал коня по морде и вошел в башню Плетельщицы Снов.
Старуха сидела в той же позе.
— Здравствуй, Плетельщица, — уважительно склонив голову, сказал старый рыцарь. — А ты совсем не изменилась. Время не властно над тобой.
— Здравствуй, повзрослевший рыцарь, — улыбнулась старуха. — Время — это сон. Я помню вчерашние сны… помню и тебя.
— Он хороший рыцарь, — махнув рукой на дверь, сказал Старый. — Очень быстро все схватывает.
— Вот только не умеет слушать. — Старуха покачала головой. — Ищет лишнее… сновидение в сновидении… смысл в смысле…
— Все мы так поначалу… — Старый рыцарь сконфуженно оправил бороду. — Ладно, Плетельщица. Меня послал Верховный маг, он хочет удалиться на покой. Как заведено, созвал он лучших рыцарей и велел найти Плетельщицу Снов, дабы одарила она достойнейшего магической силой…
— Я Плетельщица Снов и, как заведено, награждаю достойнейшего магической силой, — кивнула старуха. — Сними же котелок с огня и выпей волшебный отвар.
ПЕТР ВЕРЕЩАГИН
Когда рушится мир
Вокруг королевы лесов бушевал ураган рыданий и скорби. Она же так и не обронила ни одной слезы.
Мир был маленьким, чистым и уютным. Днем светило солнце, ночью — звезды и луна. Луна иногда была круглой и яркой, иногда исчезала вовсе, а иногда становилась узким серпиком с рогами вверх или вниз. Короткие дожди были такими же теплыми и ласковыми, как полуденный ветерок, и деревья и травы с радостью принимали их свежие объятия.
Вокруг мира плескалось бескрайнее море. Черное и зеленое, синее и лазурное, лиловое и серое, оно всегда было могучим, но мягким и добрым, я часто ныряла в волнах не хуже рыб и взмывала с пенных гребней как белокрылая чайка. Изредка волны становились острыми и холодными, а небо затягивали тучи; тогда я вылезала на берег и ждала, когда шторм успокоится.
Папа не велел быть в море, когда шторм. Я слушалась папу.
Мы всегда были вдвоем, он и я. Всегда, с самого первого дня. Я плохо помню то время, но иногда мне снился белый дракон с пестрыми крыльями, и люди, что показывают на папу странными блестячками, и один, такой же бородатый, как папа, но его мантия и длинная палка белые, а не черные; он небрежно кивает на берег, папа кивает в ответ, он невеселый, и тогда человек в белой мантии поднимает папину черную палку и ломает надвое, и люди с блестячками радостно кричат. Потом мы с папой остаемся на берегу, а дракон пропадает вдали.
Не люблю вспоминать тот день, это огорчает папу. Он никогда не показывал этого, он улыбался и даже смеялся, но я же не слепая, я же вижу!..
