Эд вылез из кибитки, сел рядом и кивнул назад:
– Боюсь твоего мага, он смотрит на меня голодными глазами. – Эд развернул меня к себе, поцеловал, одной рукой придерживал за спину, второй гладил бедро; оторвавшись от моих губ, он прошептал: – Не знаю, что со мной. Я схожу с ума по тебе.
Улыбнувшись, я закивала, уткнулась носом в его шею, легонько укусила – он вздрогнул, аккуратно взял меня за волосы, оттянул от себя, и я увидела за высоченной придорожной травой бревенчатую крышу трактира.
– Хочу тебя безумно, – шепнула я, он взял мою ладонь и положил на штаны, где было твердо и горячо.
– Вот что ты со мной делаешь.
Я протяжно вздохнула, демонстративно облизнулась и прошептала:
– Эд, вставай! Весь вставай! – Стараясь не смотреть на него, чтоб не соблазняться, я прохрипела: – Похоже, ты бывал в этих местах чаще меня.
Из кибитки подал голос Арлито:
– Чувствую дым!
Я вытащила из мешочка мелочь, высыпала Эду в ладонь:
– Если расплачиваться будет женщина, это вызовет подозрение. Так что теперь расходы на тебе.
– Я верну, – пообещал Эд.
Постоялый двор был небогатым даже по местным меркам: одноэтажный сруб барачного типа с рядом кособоких дверей и разнокалиберными трубами. В середине – кабак, о чем извещала вывеска под козырьком. По бокам строения – навесы, где желтело сено. Возле навеса, который ближе к нам, стояла телега, груженная мешками, бродили темно-рыжие клячи со впалыми боками, пытались просунуть морды между досками и достать сено.
У дальнего навеса кормились пять лошадей более платежеспособных посетителей, каждая ела из отдельного корыта солому вперемешку с овсом. Две пегие кобылы, вороной жеребец, гнедой жеребец и белоснежный конь с черной отметиной во лбу, черными гривой и хвостом. Здесь же – деревянная карета, куда поместилось бы человек пять-шесть.
Белобрысый веснушчатый мальчонка лет двенадцати, волокущий ведро с кормом для лошадей, поставил его на землю и устремился нам навстречу, взял коня под уздцы и прищурился:
– Желают ли остановиться справедливые пэрры?
Его лукавый взгляд перебегал с одного лица на другое, но почему-то больше всех его заинтересовала я. Наверное, женщины редко посещают такие заведения. Эд бросил ему монету и сказал, спешиваясь:
– Пэрры желают сытно отобедать, приобрести лошадь. – Он сделал паузу, спрыгнул и прошептал: – А также узнать, о чем говорят гости.
Мальчишка будто не слушал его, завороженно смотрел на монету. Сунул ее в карман и поманил меня рукой. Когда я тоже спрыгнула с козел, он воровато огляделся и зашептал:
– В лесе разбойники завелись. Двух торговцев ограбили, вон, – он кивнул на лошадей, – ловят их…
– А чужих людей с оружием видел? – спросила я.
– Ага, их много, все нонче с оружием, а как еще, когда разбойники в лесе. Еще балакают, – заговорил он еще тише, – что неспроста те разбойники. Смутное время грядет, и сердце Спящего опять останавливается, так-то. Потому разбойники и повылезли – не боятся скорого покарания. Некому их карать, кроме князьев…
– Вацька! – заорали басом – мальчишка вздрогнул, покосился на дверь в трактир:
– Пойду, хозяин кличет.
– Ты где шляешься?
– Гости к нам! Встречаю!
Из трактира высунулся щекастый румяный мужик с густой бородой и без усов, остановил взгляд на нашей повозке:
– Корми коней, сам встречу.
Мальчишка поволок ведро лошадям, а трактирщик устремил к нам свои необъятные телеса. На нем была несвежая бежевая рубаха, которую он подпоясывал ремнем, прячущимся под круглым животом, и широкие льняные шаровары. Передвигался он, как утка, вразвалочку – совсем с голоду распух, бедняга.
Окинув нас с Эдом оценивающим взглядом, он почесал лоб, вскинул бровь, размышляя, как себя с нами вести, расплылся в улыбке – у него не хватало двух нижних зубов.
– Чего изволят пэрры?
– Нам нужна лошадь и еда.
