сказанные в Веньязе.
«Когда куранты пробьют полночь, ты можешь возвращаться к своему эгоистичному, безразличному существованию, которое тебе всегда нравилось».
Она сделала именно это, разве нет? В полночь она сбросила с себя роль доньи и вернулась к импульсивному, безразличному существованию.
Но… Сафи отказывалась принять это. Она отказывалась быть той, кем дядя Эрон другие ее считали. Она застряла в этом теле, в этом сознании, но это не значило, что она не могла вырваться наружу. Это не значило, что она не могла измениться.
Она встретилась взглядом с глазами Ноэль, такими яркими в сумерках.
– Иди в каюту, – сказала она. – Ты должна спрятаться от дождя.
– Но ты… – Ноэль шагнула ближе, ее мокрые от дождя руки покрывали мурашки. – Я не могу оставить тебя в таком состоянии.
– Пожалуйста, Ноэль. Если ты не выздоровеешь, то все это будет напрасно. – Сафи надтреснуто засмеялась. – Я буду в порядке. Это ничто по сравнению с боевыми тренировками Хабима.
Ноэль не улыбнулась, на что так надеялась Сафи, но кивнула и неловко прижалась к ее ногам.
– Я проверю, все ли с вами в порядке, когда куранты пробьют в следующий раз. Она посмотрела на Иврену и подняла запястье с Камнем боли. – Хочешь забрать его обратно?
Иврена слегка покачала головой.
– Он будет нужен тебе, чтобы заснуть.
– Спасибо.
Ноэль взглянула на Мерика и дернула носом, прежде чем еще раз взглянуть на Сафи, пристально вглядеться в ее глаза.
– Он простит тебя, – просто сказала она. – Он всегда тебя простит.
Затем Ноэль прижала руки к груди и пошла прочь, оставляя Сафи с набирающим силу потоком ее магии. И хотя та шептала, слегка подталкивала ее, а потом взревела, что эти слова каким-то непонятным образом оказались правдой, это не был ответ на вопрос, который пульсировал в груди Сафи.
«А будешь ли ты всегда прощать меня, Ноэль»?
Глава 27
С тех пор как они подняли паруса в Веньязе, прошло шесть часов, и луна сменила солнце, а Эдуана продолжало тошнить. Единственным утешением было то, что его недомогание породило слухи среди моряков, боявшихся Инан.
В щель под дверью каюты Эдуана проникал желтый луч света, а вместе с ним – вонь жареного сала и ночной шепот бездельников в главном трюме.
– Ведуны пустоты не могут пересекать воду, – сказал один матрос другому. – Это для них мучительно.
– Точно! – ответил голос постарше. – В Книге Инан сказано: «Пусть ни одно существо из плоти демона не выживет в волнах или течениях». Если они слишком много плавают по воде, их души уходят обратно в Пустоту.
– Я надеюсь, что и этого поглотит Пустота, – пробормотал первый, а остальные откликнулись, затянув хором «Молитву к Инан».
Уголки губ Эдуана приподнялись, а затем он снова согнулся над ведром с блевотиной. Пусть они распространяют этот слух в каждом порту, в каком побывают. Это было бы только на пользу Эдуану.
Он вытер рот, несмотря на то что уже нечем было блевать, и уже в сотый раз с момента посадки взглянул на сундучок рядом со своей кроватью. Железо поглощало свет единственной свечи. Ему в радость быть демоном, и он с удовольствием проблюет весь путь в Пустоту и назад за кругленькую сумму в серебряных талерах.
До сих пор это была самая легкая работа Эдуана, и если его магия не ошиблась, она такой же и останется. Все, что он должен был сделать, – это сказать капитану четыре раза, чтобы держал курс на юго-запад, откуда шел еле уловимый запах крови Сафии.
– Корабли впереди! – Матрос пнул жестяную дверцу каюты Эдуана. – Марстокийские галеоны, корпусом вверх! И нубревенский военный корабль тоже!
Эдуан выпрямился. Каюта завертелась, он высунулся в единственное окно, за которым была полная темнота.
Эдуан вдохнул полной грудью. Да… запах доньи был там, оттенок гор и лугов, но он был перебит запахом волн и ветра. Донья еще во многих лье впереди. Намного дальше, чем какой-то нубревенский военный корабль, который заметили дозорные.
Капитан судна взревел:
