– Господа… от микоина он был бы как буйнопомешанный. От настойки на частунчике смеялся бы, не переставая, а потом заснул бы сном праведника. От самогона на корнезобах тупо блевал бы до полного очищения. От желтяничного порошка… мы бы уже наблюдали летальный исход. От буббырного виски до рассвета гонял бы чертей. От обычной сивухи – вы и сами знаете. От бармалеевки рожа зеленеет, от олдевки белеет, от марьинки краснеет, от геворкяновки идет полосами, а у него сапфирно-синяя. От героина, кокаина и прочее ретро по списку… это даже скучно. Кто-нибудь способен продолжить перечисление? Видите ли, если это то, что я думаю, то милейший капитан восстанет из мусорной россыпи лишь к завтрему и сейчас же отправится под трибунал. Если, конечно, вообще восстанет.
– Нюшняк бородавочный? Ну… если немного подкисший, то он… того… – выдвинул версию Саша Игнатьев.
– Эх, молодость-молодость! – укоризненно молвил Моисенко. – От нюшняка колдобит, но не плющит. Капитан бы сейчас с крыши казармы петухом кричал, а он в бессознанке и ни звука. Кстати, когда подкисает, следует сушить… А если не высушил, в глазах двоится, но и только. Надо же знать такие вещи.
– Простите, – смутился Саша. И малость покраснел, по-моему.
Я молчал. Ну не знаток!
– Это должна быть вытяжка из спор терранского бешеного груздя. Как старший по званию, приказываю обыскать его барахло. Там должны быть такие ампулы…
Указательным и большим пальцами он показал в воздухе, какие именно.
– Это неблагородно! – воскликнул, отстраняясь, Игнатьев.
А я так же молча перетряхнул форменный китель и бриджи капитана.
Неблагородно, спору нет. Но Саша даже представить себе не может, что с людьми бешеный груздь делает. И еще того меньше он представляет себе, какая метка появится в личном деле офицера, по поводу которого у военной полиции появились подозрения – хотя бы только подозрения! – что он участвует в наркотрафике, притом в элитной части «ассортимента». У нас в училище одного взяли с поличным и отправили на каторгу. А другой, кажется, всего лишь не сообщил начальству, что видел, как товарищ… в общем, не более чем видел. Сам не торговал и к зелью не притронулся. Но его отчислили, посадили на полгода и выдали волчий билет по части любой госслужбы, особенно военной. В Империи с такими вещами не шутят.
Поэтому я искал тщательно. Вспорол подкладку. Прощупал погоны. Это надо найти до того, как найдет полиция, притом найти при свидетелях. Составить акт. Запереть найденное в сейф. Доложить по команде.
Давайте сделаем все как надо, ребята. Иначе потом с нами самими сделают как не надо.
Вот они – три большие ампулы с какими-то еще непонятными символами, нанесенными красной краской.
Моисеенко взял их у меня, пригляделся к символам и произнес с видом нумизмата, увидевшего настоящий ефимок с признаком:
– Из свежих спор. Собранных в месяц туманов. Концентрированная! Нисколько не разбавленная. Можно сказать, джокер во вселенной грез…
– Что? Как? Что это такое? – не понял Игнатьев.
– …он же двадцать лет каторги на рудниках Цереры. Или двадцать пять, если немного не повезет с судьей, – спокойно разъяснил Моисеенко. – И, возможно, скорая смерть от передозировки. Пятьдесят на пятьдесят: либо очухается к утру, либо аллес гут к тому же сроку.
Я сейчас же отправился за Роговским. Черт-те что! Офицер Империи – тяжелый нарк. Как он прошел-то через сеть медицинских проверок? Здесь, конечно, не метрополия, но все же.
И откуда Моисеенко знает все это? Обычный военврач. Им что, в Медакадемии спецкурс читали: быстрая и безошибочная классификация наркотиков? Курсанты, сегодняшняя тема нашей лекции – старый добрый героин. Такая, знаете ли, архаика в мире синтетических новинок…
Роговский, даром что тяжелый интроверт, вник в ситуацию моментально.
– Моисеенко, Игнатьев, составляем протокол изъятия. Вязьмитинов, вот магнитный ключ от командирского сейфа, а вот второй – от кабинета, немедленно отнесите туда ампулы. Игнатьев, голубчик, как только закончим с протоколом, сейчас же берете патрульный антиграв и отправляетесь в штаб отряда с нашим милейшим синеголовиком, а оттуда доставляете аналогичного специалиста в сверхсрочном порядке.
Саша переспросил:
– Не лучше ли дождаться военной полиции?
– Не лучше, Александр Антонович. Во-первых, это приказ. Во-вторых, что там будет думать полиция, это ее дело, а у эскулапов
