отряда все-таки больше шансов откачать нашего драгоценного гостя, нежели здесь, в условиях санчасти на заставе. Не так ли, господин военврач? – Роговский недолюбливал Моисеенко и по имени-отчеству никогда не звал. Всех звал, а его – нет. На вопрос «почему?» холодновато отвечал: «Мне претит эстетическая всеядность». Что он имел в виду?
– Пожалуй, так, господин поручик.
Моисеенко отвечал Роговскому такой же холодностью.
– Наконец, в-третьих… пока это неразумное создание, – он показал на майора, – путешествует по лабиринтам подсознания, сюда к нам, грешным, может явиться кто угодно с чем угодно наперевес. Аппарат-то подключен и функционирует.
– И отсюда… куда угодно… – тихо произнес Моисеенко.
– Совершенно верно, хотя и практически неосуществимо, пока калибровка внутренних координат отсутствует. Вычислить ее без спецаппаратуры – задачка для небольшого института… Господин военврач, ради ускорения процесса дописываем протокол, и сейчас же связывайтесь с полицией. А я доложу в штаб отряда. Сергей Дмитриевич, отчего вы все еще здесь? Любопытствуете?
…От санчасти до корпуса, где у нас учебные классы, оружейка и кабинет начзаставы, всего-то сотня шагов.
Фиолетовая темень. Три фонаря освещают плац и спортплощадку. Клумба в обрамлении кустов, подстриженных под полубокс, по вечной армейской моде. Дремлющая башня арткомплекса. Лютый концерт псевдоцикад, которые в сезон великой суши стрекочут круглые сутки. Гряда тополлерий у входа в ангар для боевых амфибий. Пух от этих деревьев гуще и плотней, чем на Земле, в тридцати метрах ничего не видно.
Кто-то идет мне навстречу.
Маша. Все волосы в пушинках. Несет большой бумажный пакет.
Мы останавливаемся друг напротив друга, между нами всего шаг. Очень близко.
– Я… я… знаю, что вы там… все… задержались до ночи… и я… хотела вот… вам… вишневого пирога… немного…
Она зачем-то открыла пакет и продемонстрировала: вот он, вишневый пирог! Смотрите! Действительно он, а не что-нибудь другое. На аккуратные квадратики разрезан.
А я как раз пропустил ужин. И так мне ударил в ноздри аромат этого пирога, что я, не думая о приличиях, схватил кусочек и сейчас же слопал. А потом еще один. Маша хихикнула. Мне сделалось стыдно. Что бы ей сказать такое? Позарез нужны мудрые слова серьезного мужчины.
– Очень вкусно. А вы… вы… вы тоже съешьте кусочек. А то мне неудобно одному.
Она посмотрела на меня с удивлением, но послушалась. Мне все никак не шли на ум мудрые слова. Через два дня на заставу вернется ее отец. Я буду просить у него руки Машеньки. Но сначала мне бы спросить у самой Машеньки, она-то согласна или нет? И вот как у нее спросить об этом посреди ночи на улице и с этим… неудобным пирогом…
– Еще возьмите, – говорит она.
А я и предыдущей порции не прожевал. И почему-то мне кажется, что именно сейчас – самый удобный момент, хотя момент, конечно, страшно неудобный.
– Маша, – говорю я. – Маша…
Делаю шаг вперед, завожу сладкую, липкую, всю в начинке, правую ладонь за спину, а левой рукой обнимаю ее. Маша в то же мгновение отводит правую руку с пакетом за спину, а левой обнимает меня.
Ее волосы источают запах цветущей липы.
И вот тогда мы первый раз поцеловались. С полными ртами начинки от вишневого пирога. В свете фонаря у ангара для боевых амфибий. Под бешеный стрекот псевдоцикад. Едва различая окружающее за пеленой пуховой метели.
Мы целовались целый час, не расцепляясь.
Да и потом едва расцепились.
Я люблю ее, я с ума от нее схожу, она лучший в мире человек!
Потом мы доели пирог, весь пирог до последней крошки, и Маша отправилась к себе.
Я же все-таки попытался добраться до нужного кабинета, до сейфа, до… Неужели целый час? Как это никто меня не хватился, ведь у нас тут такое творится!
Да, кстати, она согласна. Еще бы! Как бы она могла не согласиться, ведь мы одно целое, нам порознь жить нельзя. Мы… мы не целуемся, мы воссоединяемся.
В голове у меня цвели сады, распускался салют, звенели ручьи, соловьи хором читали стихи.
У самого входа в корпус ноги мои вдруг лишились сил. Я рухнул ничком, ударился головой о дверь, чудом не потерял сознания. Странно: и руки не слушались меня. Веревки, а не руки! Ха-ха! Как весело!
