– Вам не больно?
– Мне больно, когда рука болтается, – сказал Арей.
– Как вы будете сражаться?
– Левой! – сказал мечник. – Чтобы победить или умереть, ее хватит. Главное, чтобы правая не мешала.
Завязав шаль узлом, Магемма отошла.
– Идут!.. – сквозь зубы процедила Мифора, выглядывая из-за камней.
Арей тоже высунулся, чтобы посмотреть. Стражи приближались растянутым полумесяцем. Двое были вооружены луками, еще у троих – копья. Почему-то их было уже не девять, а семь. Барону мрака это не понравилось. Куда делись еще двое?
«Ладно, неважно. С нас хватит и этих. Подпущу их совсем близко», – подумал Арей.
Меч лежал у него на коленях. От ножен он уже избавился, как избавился и от походного мешка. Все это уже не пригодится. Он и от правой руки бы избавился, потому что знал, что в бою она будет мешать, но, увы, это невозможно.
Мифора подползла к Арею и сунула ему пузырек с широким горлышком из непрозрачного стекла:
– Держите! Только не пейте его сейчас, а то убьете нас с Магеммой. На стражей тоже действует, я проверяла.
– Что это?
– Редкостная гадость, – сказала Мифора честно. – Из известного тут только мухомор и вытяжка из яда гюрзы. Когда выпьешь это, примерно через десять секунд наполняешься яростью и перестаешь чувствовать боль. Даже если вас насквозь пробьют копьем, вы будете только смеяться.
– Нет, – сказал Арей, возвращая ей пузырек. – Этот рецепт я знаю. Мне не нужна выжигающая ярость, после которой лежишь пустой и мертвый и ничего не хочешь. Мне хватит и собственного гнева, а с болью я справлюсь.
– Есть шанс, что мы победим? – внезапно спросила Магемма.
Арей, чуть помедлив, покачал головой.
– Их слишком много, и это стражи. Самое большее – утащим кого-нибудь с собой, – сказал он.
Рыжеволосая присела на каменную ступеньку. Уткнулась лбом в руку.
– Одно мне грустно. У меня не было дочери, которой я успела бы передать свой дар. А ведь я последняя магемма! – произнесла она с тоской.
– То есть дар магемм уйдет вместе с тобой? – спросила Мифора.
– Боюсь, что да, – серьезно ответила рыжеволосая. – И это печально, но я успею еще спеть мою последнюю песню.
И Магемма запела. Звуки песни были гортанны, отрывисты, бесконечно одиноки. Они не таяли в воздухе, сменяя друг друга, а оставались, замирали и, дрожа, звенели над рыжеволосой точно осиный рой. Эта была песня смерти, песня грусти и тоски, но где-то внутри ее угадывалась надежда, как порой угадывается в ночи крохотный далекий огонек – точно маленькая точка, пляшущая внизу на равнине. Точка нечеткая, перемещающаяся и оттого кажущаяся несуществующей.
Песня Магеммы словно говорила: «Мы не умираем. Нас сажают, как семена, чтобы мы прорастали в вечность!»
Девушка пела, закрыв глаза. Лицо ее было бледным, а рыжие волосы, казалось, светились. К тем первым роящимся звукам присоединялись все новые. Казалось, Магемма одна выступает в качестве хора, нить за нитью создавая голосом оживающий ковер. Звуки все сплетались, усложнялись, уже не звенели, а почти гремели требовательной радостью рождения.
Подчиняясь этой радости, Магемма невольно привстала, и сразу же из-за камня вынырнул наконечник копья. Арей успел увидеть древко и сжимавшую его руку. Прежде чем окровавленное копье втянулось в пустоту, меч в левой руке барона мрака сделал короткое подрезающее движение и отрубил невидимке кисть. И сразу же раздался хриплый крик боли, но не здесь, а шагах в тридцати от них.
Магемма зажала рану рукой. Самой раны Арей не видел, видел лишь бегущую из нее кровь, и по цвету этой крови и по тому, как сильно она просачивалась между пальцев, знал, что рана смертельна. Но и истекающая кровью, Магемма не переставала петь. В песне ее были и стон, и рыдание – но и радость, и надежда, и свет.
– Ну все. Теперь я вся растворилась в песне. Теперь и умирать не страшно, – сказала она и, вздрогнув, опустила голову на руки. Рыжие волосы рассыпались по камням.
Она лежала, а постепенно ослабевавшие звуки до конца не смолкшей песни укутывали ее точно покрывалом. Арей оглянулся на Мифору. Та решительно кивнула и, потянувшись к очкам, опустила толстые стекла.
– А теперь моя последняя песня и мой последний танец! Здесь искры будут в десять раз сильней! – негромко произнесла она, начиная поочередно дышать на каждый перстень, чтобы прогреть его.
Арей коснулся ладонью земли и ощутил слабую дрожь. Казалось, они сидят на натянутой коже гулкого барабана.
