– Ладно! Чего впустую языками трепать? Харальд, созывай дружины. Я в порт. До рассвета не управимся, но к полудню, если постараться…
Старший сын Длиннобородого, не дослушав, откинул складку полога и вышел. Гуннар поднялся следом. Сэконунг подавил тяжкий вздох.
– А мне сидеть, как сидел? – проронил он. И посмотрел на тестя исподлобья. – Поведет-то кто? Харальд? Или сам пойдешь?
Ивар, все так же сидящий на сундуке, повернул голову. Его этот вопрос интересовал едва ли не больше, чем Эйнара. Рыжий ярл мотнул головой:
– Берген пустым бросать нельзя. Ярлы останутся. И ты, сэконунг, останешься тоже. А Харальд… Харальд старший. Случись что с Олафом, ему трон держать.
«Ловко выкрутился, – подумал советник. – И родню не обидел, и страну не забыл. Харальда только пусти пострадать за отечество. Но кто же тогда?..»
– Рагнар, – услышал лорд, – собирайся. Кроме тебя, больше некому.
Глава 21
Утро настало тихое, солнечное. Белый пушистый снег слепил глаза, заставляя щуриться, хрустел под ногами. Вверху густо синело небо – безмятежное и холодное.
– Такой погожий день, – вздохнула Нэрис. – Совсем не для похорон.
– Для них, милая, любой день – не лучший, – отозвался муж. Лорд и леди Мак-Лайон стояли у крыльца большого дома, наблюдая за приготовлениями. Похоронная процессия вот-вот должна была отправиться. – Какие, однако, затейники эти норманны. Лодка хорошая, денег стоит, а они ее в землю. Не все ли равно покойнице, в чем лежать?
– У всех свои обычаи. И, между прочим, «похороны» лодки – из них из всех самый безобидный.
– Это ты про животных, которых сейчас резать будут?
– Если бы! Кое-где на севере не только зверей, но и жен с рабынями вслед за усопшим отправляют, – с осуждением в голосе сказала Нэрис. – Мне папа рассказывал. Но то, конечно, если покойник знатный да богатый… Кстати, мужья вот за женами на тот свет не торопятся. Отчего, интересно?
– Не у того спрашиваешь, – хмыкнул Ивар в воротник плаща. Потом вспомнил Эйнара и посерьезнел. – Сплюнь. Только этого еще не хватало.
Леди поспешно умолкла. Потом перевела взгляд на сани посреди двора – и сникла. Там, поверх кипы одеял и вышитых подушек, лежала Хейдрун. Тело только что вынесли из дома, где обряжали, и еще не успели прикрыть овчиной.
Рыжие волосы покойной, ничуть не потускневшие, были заплетены в две толстые косы, на шее и запястьях – дорогие украшения, складки шелкового платья, ярко-синего, бросающего вызов небу, едва заметно трепетали под легким ветерком. Если бы не белое как снег, застывшее лицо да не сложенные на животе руки, девушка могла показаться спящей. Нэрис с тяжелым вздохом отвела глаза. Она многое бы отдала, чтобы этот сон не был вечным. «Слава богу, хоть на похороны нам ехать не нужно», – подумала леди. Все ее существо яростно противилось тому, что этот яркий северный цветок через какой-нибудь час опустят в темную яму и забросают землей.
– Такие, как Хейдрун, должны жить, – вырвалось у Нэрис.
– К сожалению, почему-то именно они на этом свете долго не задерживаются, – задумчиво сказал Ивар. – Не знаю, может, в этом есть какая-то своя, высшая справедливость? В конечном счете, красота и молодость не вечны. А уходя, оставляют после себя одно разочарование…
– Лучше разочарование, чем смерть, – сказала Нэрис. И поежилась.
Муж приобнял ее за плечи:
– Может, вернешься в дом?
– Там и без меня тесно. Поминальный стол готовят. Я хотела помочь, да Тира с Астрид не позволили. Говорят, не свадьба, сами управимся…
Леди окинула взглядом подворье. Ввиду печальности события народу здесь почти не было. Большинство дружинников уже отправились в порт, а случайные люди на похоронах редки. Старший сын конунга стоял у саней с покойницей. Лицо его было отсутствующим. Рагнар, вместе с Ингольфом Рыжим, что-то вполголоса обсуждали в тени поленницы. Ярл Гуннар надзирал за погрузкой во вторые сани разного домашнего скарба и съестных припасов: у норманнов полагалось снаряжать покойников в долгий путь как следует. Слуги и рабы сновали от крыльца к саням, передавая друг другу миски, горшки, черпаки, портновские принадлежности, шкатулки… Двое несли корыто. Еще один гнал несколько коз. Большие клетки из прутьев, в которых квохтали куры,
