холодного бессознательного инстинкта. Все они — лишь скрежещущие детали Локомотива; в их действиях нет ни чувств, ни доброты. То, чем они сейчас заняты, — это даже не исполнение долга, а всего лишь привычка...
Кридмур повернул окровавленную голову и увидел, как Лив подползает во тьме. Он выдавил гротескную улыбку. Лив отвернулась.
Ружье одного из убитых линейных валялось в пепле. Лив подползла и взяла его. Она понятия не имела, как стрелять из такого чудовищно сложного механизма или даже обращаться с ним бесшумно; колоть же штыком она не решилась, а поэтому взяла ружье, как дубину, подползла к ближайшему Линейному и огрела его сзади по основанию черепа.
Рука ее заныла от боли. Линейный рухнул в скверно выкопанную им же могилу, точно мешок с углем Второй вояка медленно повернулся. Она ударила его по лицу, выбила зубы и сломала челюсть, а возможно, и шею, ибо он тут же свалился и больше не встал.
А не один ли из них — тот офицер с мегафоном? — подумала Лив. Как его звали?
Отшвырнув ружье, она заковыляла туда, где лежал и скалился Кридмур.
Лицо Кридмура, все в крови и синяках, выглядело бледным и старым. Связанные руки распухли и покраснели. Лив заметила, что у него сломан нос и порвана щека. Он казался хрупким и словно бы стал меньше ростом.
— Отличная работа, Лив! Я думал, вы поклялись никогда больше этого не делать, но я лучше, чем кто-либо другой знаю, что с каждым разом становится только легче. Предлагаю вам прекратить убивать, пока это не вошло у вас в привычку, и развязать меня.
— Зачем мне это, Кридмур?
— Мой Хозяин ушел.
— Знаю. Он вернется?
— Не ко мне. По крайней мере, я так думаю. Нечасто бывает так, что наших Хозяев ломают, а мы остаемся в живых. Эти линейные, честь им и хвала, смогли то, чего не смог я...
— Вы истекаете кровью, Кридмур.
— Рана не такая страшная, как кажется. Успела частично затянуться. Развяжите меня и перетяните ее.
— Лучше я оставлю вас здесь умирать, Кридмур.
— Мой хозяин
— Это не оправдание.
Она оставила его и подошла к Генералу. Кридмур больше не произнес ни слова.
Генерал, как и Кридмур, лежал на спине, раскинув руки. Кровь окружала его странной бесформенной тенью. Сначала Лив решила, что он мертв, но когда приблизилась, он тяжело, неровно вздохнул. Изо рта его хлынула кровь и залила бороду и усы, так заботливо подстриженные докторами Нового Замысла. После этого он задышал — мелко, быстро и непрерывно.
Лив осторожно дотронулась до раны. Плоть по ее краям стала жесткой и почернела, словно от яда. Генерал что-то тихо бормотал. Его лицо казалось ужасающе бледным. Она взяла его руку — та оказалась совсем холодной. Не мигая, старик разглядывал темное небо с горсткой резко светящихся, будто фосфорных звезд. Не в силах ничем помочь, Лив держала его руку и ждала, когда он умрет. Взгляд его был суров, но бесцелен.
Голос же его постепенно становился все громче и отчетливей, раздаваясь словно откуда-то издалека. Он сжал руку Лив, будто знал, что она здесь, и отчаянно хотел, чтобы она оставалась рядом.
— Опять... — сказал он. — Опять умираю под звездами один. Мы всегда проигрываем. Проигрываем все битвы, одну за другой.
Лив захотела достать ручку и блокнот. Но вместо этого стиснула в ответ его руку — уже напряженную и горячую, словно от лихорадки, и наклонилась к нему как можно ближе.
— Каждый раз я присягаю в верности Республике, звездам, будущему. Спускаюсь с горы все более холодным и все менее человечным. Я почти не знаю своей дочери и своей жены. Все меняется в такие ночи. Как же это трудно — жить дальше...
Казалось, он повторяет речь, которую когда-то уже произносил, словно наконец давая волю словам, что копил в себе долгие годы.
Кридмур подполз к ним поближе. Лив подняла руку, и тот замер на расстоянии.
— Смерть и возрождение, — продолжал старик. — Я думал, тот раз наконец-то будет последним. Тот раз, когда я поднялся на гору...
