неприятностям? А теперь ступайте. Я позову вас, когда время посещений закончится.
Она выудила из кармана фартука большие ножницы.
– А это возьмите с собой, подстригите друг друга. Я не могу оставить вас в доме с такими волосами. Не хочу плодить вшей. Да и люди могут по ошибке счесть вас за конокрадов.
В комнате мы развязали мою руку, затем я усадила Кипа, обернув его полотенцем вокруг шеи, и встала за спиной. Его волосы были довольно длинными еще в резервуаре, а теперь отросли еще больше и спускались ниже плеч. Я взяла прядь и отрезала как можно короче. Он вздрогнул, когда тупые лезвия ножниц потянули волосы.
– Ты когда-нибудь это делала?
– Я стригла Зака последние годы в деревне.
– И он стал великим.
Я засмеялась, хотя все еще перед глазами стояло испуганное лицо Нины, когда она упомянула о Реформаторе. И все же воспоминания о моем подозрительном братце никак не вязались с этой фигурой, вселяющей ужас. Трудно было свыкнуться с мыслью, что он в ответе не только за то, что случилось с Кипом, но также за все те ужасы, о которых говорила Нина. А самое тяжкое: знать, что ответственность за его чудовищные деяния лежит отчасти и на мне. Я могла остановить его прямо сейчас, подумалось вдруг. Целая армия солдат Совета в Виндхэме не сможет ему помочь, если я сейчас воткну ножницы в запястье. Если бы только хватило мужества! Кип повернулся и взглянул на меня.
– Столь долгая пауза меня настораживает. Ты уверена, что не собираешься испортить мой прекрасный облик?
Я улыбнулась, взяв вторую прядь. Локон, что касался шеи, был теплым, и на несколько секунд я задержала его в руках, прежде чем отстричь. Волосы Кипа оказались такими длинными и густыми, что пришлось повозиться довольно долго, хотя получилось не слишком аккуратно. В конце концов, на полу выросла большая куча каштановых волос, а его голова, теперь покрытая неровной щетиной, заметно уменьшилась и напоминала рисовое поле сразу после сбора урожая. Как он ни рвался к ножницам, себя я подстригла сама, позволив ему помочь лишь с волосами на затылке. Я и не задумывалась, какие они длинные. Только сейчас, тряхнув головой со стрижкой по уши, я почувствовала необычайную легкость.
Мы подмели обрезанные волосы и выбросили их в окно, ведущее на задний двор, затем вытряхнули полотенце. Стоя вместе у окна, наблюдали, как волосы посыпались на землю. Кип провел рукой по стриженной голове.
– Ведь должны пройти годы, чтобы волосы выросли такими длинными?
Я облокотилась на него.
– В общем-то, да. Но мы ведь многого не знаем.
Он приподнял бровь.
– В моем случае это мягко сказано.
– Я имею в виду, мы не знаем, как работают резервуары, как влияют на организм, растет ли в них что-нибудь. Не знаем, и насколько длинными были твои волосы, когда тебя туда поместили, стригли ли тебя вообще когда-нибудь.
– Понимаю, – он продолжал потирать голову. – Это всё лишь догадки. И вполне возможно, что ошибочные. Однако очень сложно их не строить.
С самого начала мы думали остаться лишь на пару дней, только чтобы восстановить силы. Но Эльза ни о чем нас не спрашивала и, казалось, была благодарна за нашу помощь, поэтому дни проходили, и к третьей неделе нас затянула эта сытая и спокойная жизнь. Мы работали утром и вечером, а днем скрывались в своей комнате, где я могла освободить руку, хоть на некоторое время. Несколько раз любопытство брало верх над осторожностью, и мы осмеливались выйти в город. Разумеется, с завязанной рукой. После долгого заточения в Камерах Сохранения я всё еще терялась среди толпы, однако Кип чувствовал себя вполне комфортно. Хоть и совсем без денег, но ему нравилось бывать на рынке. Он полюбил царившую там суету, запахи жареных орехов и глинтвейна, многоголосье. В такие моменты я почти представляла нас обычными людьми, за которыми никто не охотится. Но и здесь, в городе Омег, иногда встречались Альфы: сборщики податей, солдаты, торговцы, проходящие мимо. Несколько раз взгляд выхватывал из толпы лицо без клейма или красный цвет униформы солдат Совета. Мы сразу же сворачивали в ближайший переулок и задворками возвращались домой.
Однажды, подходя к рыночной площади, мы увидели толпу, собравшуюся вокруг центрального колодца. Два солдата стояли на помосте, причем довольно высоком, так что и нам, позади толпы, было видно, что происходит, хоть мы и укрылись за тележкой с дынями. Один из солдат бил по голой спине привязанного к столбу мужчину, примерно лет на десять старше меня. Мужчина вскрикивал при каждом ударе, но страшнее его криков казались звуки хлыста, рассекавшего со свистом воздух и врезавшегося в беззащитную плоть. Второй солдат стоял чуть в стороне и зачитывал вслух какую-то бумагу. Ему приходилось кричать, чтобы его
