отрицала. Однако в последнее время сама вызывалась идти за утренними покупками на рынок, надевая при этом свое лучшее платье.
– И откуда он, твой дружок? – спрашивала я.
– Он мне не дружок. – Она хлопнула меня по ноге. – Но он откуда-то с побережья, с севера.
– А как он здесь оказался?
Она пожала плечами.
– Ну, знаешь, как это бывает: жизнь на побережье стала нелегкой из-за притеснений Совета, да и поселения закрывают.
Эльза отвернулась от окна и заговорила с заметной поспешностью:
– Хорошо, что он приехал сюда, и неважно, какая на то была причина. Нина теперь почти всегда в хорошем настроении и жалуется в два раза реже на то, что у нее много работы.
Я поколебалась.
– А с побережья прогоняют из-за Острова?
Раскрасневшееся лицо Нины мгновенно побелело. Она вскочила, уронив со скамейки корзину с луком, и опрометью выбежала из кухни. Эльза заговорила так тихо, что я едва расслышала сквозь шум во дворе:
– У нас здесь дети. Будь осторожна в высказываниях.
Опустившись на колени, я принялась подбирать лук. Не глядя на Эльзу, всё же спросила:
– Но вы что-то знаете об Острове? Что вы слышали?
Она покачала головой.
– Мой муж, бывало, задавал такие вопросы, Алиса.
– Вы никогда не говорили, как он умер.
Она не ответила.
– Пожалуйста, расскажите мне всё, что вы знаете об Острове.
– Я знаю лишь, что это опасно, и этого мне достаточно. – Она тоже опустилась на колени и стала подбирать лук вместе со мной. – Даже говорить о нем опасно. Я уже потеряла мужа. Я не могу рисковать, когда здесь Нина и дети, о которых должна заботиться.
Она не ушла, пока мы не подняли последнюю луковицу, и сердитой не выглядела, но никогда об этом больше не заговаривала. Нина же и вовсе избегала меня дня три.
Каждую ночь, оставаясь с Кипом наедине в нашей комнате, мы спорили, когда уходить. Я знала, что ему хотелось бы остаться, и понимала, что его соблазняет: здесь, в Нью-Хобарте, в Доме содержания мы практически вели нормальную жизнь. Но в снах и видениях мне по-прежнему являлись или образы далекого Острова, или Исповедница. И хотя самой мне тоже хотелось такой жизни – полной дел и сытой, но теперь, когда я знала, что мы всего в нескольких неделях ходьбы от побережья, Остров притягивал сильнее, чем прежде. Всё так же остро чувствовала я и Исповедницу, как она ищет меня, как ее недремлющий разум скребет покровы ночи. В моих снах она протягивала руки, и все мои секреты сыпались ей в ладони, как перезрелые малины. Когда я проснулась, Кип сказал, что я всю ночь закрывала лицо, как ребенок, который прячется.
Меня терзал страх, что я могу привести ее в это место. К Элизе, Нине, детям.
– Мы не можем здесь больше оставаться, – сказала я Кипу в сотый раз, когда мы вновь затеяли наш бесконечный спор. – Им я доверяю. Но есть кое-что еще.
Я не могла объяснить свои чувства, казалось, точно ты в петле, которая медленно сжимается. Те же ощущения меня преследовали последние несколько месяцев в деревне, когда я ждала, что Зак разоблачит меня. Вспомнились и те жуткие мгновения, когда мы с Кипом украли лошадей, а жители деревни окружили нас плотным кольцом из горящих факелов. Такое же кольцо я чувствовала и сейчас. Но когда я попыталась втолковать это Кипу, он лишь пожал плечами.
– Я не могу спорить с тобой, когда ты говоришь о провидении. Это твой козырь. Но было бы лучше, если бы ты выражалась конкретнее.
– Я бы хотела. Но это неопределенное чувство. Как бывает, когда ты понимаешь, что всё слишком хорошо, чтобы длиться долго.
– Может, мы это заслужили. Может, теперь наша очередь получить от жизни что-то хорошее, хоть раз.
– С каких пор люди получают то, что заслужили? – я на миг замолчала, пожалев, что мои слова прозвучали слишком зло. – Прости, я не могу с этим ничего поделать. У меня просто плохое предчувствие.
– Ну а у меня хорошее. И знаешь, откуда оно взялось? От того, что я ем три раза в день и не сплю под бревнами.
