может быть в маме и папиных рогах. Но все равно совпадение то еще получилось.
– И что потом стало с тем пацаном?
– Да норма, папаша – железный мужик. Своим так и считает, растит и человеком воспитывает.
– А что за институтские?
– Карат, и ты еще спрашивал нас насчет болтовни?
– Ну, раз вы болтаете, так чем я хуже?
– Мы болтаем, потому что сейчас можно. И потому что все на живчике сидим, а он вроде бы обладает эффектом, сходным с наркотическим, да и алкоголь в нем присутствует. Вот и чешутся языки.
– Ну так давай почешем. Так что там с институтскими?
– Институт – мутная тема. Это у нас такие деятели, которые занимаются большой наукой. То есть изучают все, что происходит в Улье.
– Откуда могла появиться большая наука?
– Точно знать не могу. Может, для начала один ученый встретил другого, потом третий умный человек подтянулся, перетерли пару вопросов – и пошло-поехало. У них теперь что-то вроде организации, хотя больше на секту похоже. Левым туда хода вообще нет, все они из себя дико таинственные, по уши в делах непонятных. На многих стабах у них филиалы, их поддерживают со всех сторон. Почти уверен, что они просто хитрые шарлатаны, Улей нашей наукой не познать.
– Институтские умеют то, что никто не умеет, – возразил Басмач. – Мне рассказывали, что они оживили человека, которому голову оторвало. Обратно ее приставили, обкололи чем-то, поколдовали, и счастливчик через месяц ходить начал.
– Гон это все, такого не бывает.
– Может, и гон, только что-то они точно умеют. И делятся с теми, кто им помогает.
– Ага. А еще я слышал, что они иммунных ловят и на опыты пускают.
– Ну, это и я слышал. Сам же сказал – мутная тема. Видел раз, как им мура передавали. Ну то есть то, что от мура осталось. Человеком уже не назвать, только и умело, что дышать.
– С мурами так и надо.
– А я разве не согласен?
– Беспилотник возвращается, – заметил Карат.
– Ну раз Рэм со своей Валькой не чешутся, значит, сейчас начнем грузиться.
Тварь напала, когда проезжали через тот самый городок, где не так давно от рук муров погибли несколько человек. Видимо, издали засекла колонну, интеллекта хватило, чтобы понять – стоять посреди дороги в ожидании знакомства с крупнокалиберным оружием не стоит. И потому забралась на крышу придорожного магазинчика, где сумела избежать обнаружения – при езде по богатым, под низко висящими проводами населенным пунктам приходилось опускать камеры на выносных штангах, что снижало высоту обзора. Сенс на скорости тоже мало чем может помочь, потому на него в движении вообще не надеются.
– Тревога! – заорал Хан, хватаясь за автомат.
Карат тоже вскинул оружие, и в тот же миг на грузовик обрушилось что-то тяжелое, заскрипели сминаемые решетки, сквозь просвечивающийся тент проступила бесформенная тень.
– Не стрелять, мать вашу! – прокричал Хан второй приказ.
Тень наверху извернулась, заскрипел металл, затем послышался гулкий удар, отозвавшийся угрожающей вибрацией в ногах Карата. И тут оглушительно рявкнула винтовка Косого. Патрон калибра двенадцать целых семь десятых миллиметров к слабым не отнесешь, и когда им работают в почти замкнутом кузове грузовика, последствия для ушей получаются невеселые. Однажды Карат с таким уже сталкивался и на некоторое время почти оглох.
Там, правда, поработал пулемет, и выпустили из него полную ленту, но и сейчас здорово врезало по ушам, звук мотора резко притих, а крик Хана теперь казался далеким:
– Да твою же мать! Косой! Кому сказано было! Не стрелять! Засох резко!
Выстрел не прошел бесследно, тварь рухнула на решетку, прерывисто заурчала, поспешно поползла к краю кузова, цепляясь за арматуру.
– Придержи меня, Карат! – крикнул Пастух, выпрямляясь во весь рост. – Прикрою!
Присев перед ним, Карат обхватил его за пояс, стараясь погасить рывки двигающейся машины – асфальт в городке не ахти. Винтовка неудобная, слишком длинная, если бы Пастух ее вытянул, мог упереться в тент, но стрелять из нее в таком положении – это
