Роннар посмотрел на спокойного, как жующая корова, Аригиса и понял, что спорить тут бесполезно, да и глупо. Друг искренне хочет его поддержать, и делает это как может. Самым разумным было переключиться на угощение (женщины в честь приезда принца постарались изо всех сил, были и белейшие пшеничные булки, и телячьи котлеты, и такие вкусные пироги с рыбой, что их хотелось есть и есть, хотя уже и не получалось) и всё как следует обдумать. Беспокойство ослепило его, не сразу пришло в голову, что можно просто выбросить из головы лишние мысли и действовать, как действовал раньше. Что-нибудь да получится…
Выспавшись, он спустился к подполу, где давно уже сидел пленный бестия. Девица, которая носила ему еду и пыталась учить языку, теперь спускалась туда только в сопровождении бойца, потому что пленник однажды попытался на неё напасть. Что ж, его стремление было понятно, естественно. И можно было только удивляться, что испуганная, взбеленившаяся от неожиданности девушка сумела отбиться от него всего лишь при помощи рефлекторно выплеснутой миски горячей похлёбки и ударов деревянным подносом.
После того случая жители посёлка потратили силы и время и организовали цепь, на которую с удовольствием посадили бестию. Ну и, кроме того, вместе с бойкой девчонкой в подпол теперь дважды в день спускался солдат, и всё время, пока она кормила пленника и общалась с ним, терпеливо ждал у двери с дубинкой наизготовку.
– Ну, как он? – поинтересовался у него Роннар.
– Сидит. Тварь поганая. Датия с ним возится, а он хоть бы раз поблагодарил. Хоть бы раз посмотрел на неё нормально. Нет же, крысится, как последняя тварь.
– Ну, чего ты от него хочешь, – усмехнулся принц и, встретившись взглядом с пленным, заметил, что он тоже усмехается. По- своему, по-звериному, щерит зубы и щурится, как будто выискивает на теле Роннара место, в которое удобно было бы вцепиться и уже не отпускать никогда. Черты его лица кривились, даже когда он смотрел на Датию с подносом в руках, хотя та ни разу не сделала ему ничего плохого. Ну, разве что, отбиваясь, плеснула горячим, да вдогонку пристукнула деревяшкой – но разве это много? Он тогда и большего заслужил, должен понимать.
– Он ждёт, что я стану радоваться подачкам? – выговорил бестия, глядя на принца.
– Не знаю, чего он ждёт. Но ты мог бы спросить у него сам. Вот он стоит, рядом. Спрашивай, если интересно.
– Я буду говорить с тобой, оружие Золотых. Ты всеми этими слабыми командуешь, хотя бы поэтому сто?ишь больше.
– То есть, только я? для тебя – достойный собеседник?
– Да, только ты. Может быть, и про тебя не совсем уверен.
– Он, похоже, с одним лишь Предстателем Пламени и согласится говорить на равных, – сказал разозлённый солдат. – Нет, ну вы посмотрите только на него! Что тут вообще скажешь… Кем он себя только возомнил, грязь болотная?
– Выйди. А ты, Датия, поставь поднос вот тут и иди по своим делам, потом миску заберёшь.
– Да он ведь сам вечно начинает ковыряться в каше: это не буду, это не ем! Его надо кормить, прямо как ребёнка кормить, иначе останется полуголодным, – обеспокоилась девушка. Она давно уже поражала Роннара своей глубинной, беспредельной добротой и вдобавок добросовестностью. Сельчанка была из тех, что станет ухаживать за больными или ранеными до того момента, пока в буквальном смысле не свалится без сил, и ни за что не пройдёт мимо голодного ребёнка или брошенного животного. Тёплые и полные нежности пространства её души могли вместить заботы о бесконечном множестве людей, жаль возможности тела за дарами души не поспевали. Роннар очень сожалел, что она настолько некрасива, иначе бы, пожалуй, захотел видеть её рядом с собой. По крайней мере, какое-то время…
– Ничего, один разок пусть поковыряется. Иди, отдыхай. – И перевёл взгляд на бестию. – Ты тоже можешь идти, Драб.
– Я буду у двери снаружи, господин, – предупредил солдат. – Буду слушать, если позволишь.
– Позволяю… Ты будешь есть, или сперва поговорим?
– Чего ты от меня хочешь, слуга Золотых? – ответил бестия. – Я не расскажу ничего полезного. Тебе давно следовало это понять и убить меня.
– Убить… Это, конечно, можно. Но я буду делать то, что хочу сам, а не то, о чём просишь ты. Смотри-ка, ты пока живой – разве по-вашему не получается так, что ты сильнее остальных своих товарищей, которые уже погибли?
Пленник щурился и скалился, но Роннару показалось, что он не насмешлив, а скорее задумчив.
– Буду сильнее, если смогу сбежать отсюда, да ещё прихватить хотя бы две-три жизни по пути.
– Далеко-то ты не уйдёшь. Здесь повсюду наши посёлки и посты.
– Благодарю, что сказал. – Пленник показал зубы. – Я знаю, что не смогу, но должен пытаться.
– Этого требует твоя честь?
– Не понимаю. Я должен так сделать потому, что это умно. А что ещё делать? Ждать, пока ты соберёшься убивать?
