месяца корабль вдвое удалился от Земли, превратившись из яркой иголочки в звезду первой величины. Через полгода звезда заметно потускнела, а Проект начал постепенно уступать первое место в поисковых рейтингах новостных рассылок более актуальным сюжетам.
На борту «Семени» несли вахты трое человек. Пилот – так называлась, согласно традициям, эта должность в судовой роли, хотя управление кораблем штатно давно уже не требовало вмешательства человека – контролировал положение корабля, его ускорение и набранную скорость. Пока – по данным навигационных бакенов Орбитали. В данный момент этим занимался сам капитан непосредственно. Бортинженер-энергетик следил за функционированием двигателей Дильковского, реактора и всей энергосистемы судна, а заодно присматривал за тем, как бортовая сеть и ремонтные дроны справляются с мелким текущим ремонтом. Благо необходимости в крупном ремонте не возникало – верфи ХЕПОС знали свое дело на совесть. Анабиотик мониторил состояние пассажиров, которое на начальной стадии полета также не внушало опасений. Ежедневные сеансы связи с Землей (точнее, с «Лагранжем») изо дня в день проводились все с большей задержкой в обмене сообщениями.
Через два года и два месяца Хейм объявил экипажу, что «Семя» установило новый рекорд, миновав орбиту Плутона и став двенадцатым по счету кораблем, посетившим эти холодные края Солнечной системы. Из них – первым пилотируемым. Экипаж отметил это событие тремя рюмками коньяка из личного багажа капитана. Прошло еще около года, и связь с Землей стала слишком ненадежной, чтобы поддерживаться регулярно. Теперь «Семя» транслировало свои сообщения в направлении крохотной голубой звездочки, не дожидаясь ответа с Лагранжа. Чтобы разглядеть корабль с Земли, потребовался бы очень качественный телескоп. Сигнал со спутников давно был утерян, «Семя», будто средневековый штурман, выверяло свое местоположение по сиянию пульсаров.
К этому моменту «Семя» двигалось над просторами пояса Койпера, его скорость составляла около двухсот километров в секунду. По просьбе научного отдела Орбитали корабль развернул свои чувствительные сенсоры по обеим полусферам в попытке засечь ближайшие долгопериодические кометы и койпероиды, а также определить, если повезет, их орбиты и состав. Добычей «Семени» стали несколько засветок в оптическом и инфракрасном диапазонах. Астрономический отчет был приложен к ежедневной телеметрии и излучен в сторону Земли – уже неразличимой в сиянии яркой звезды за кормой звездолета. Так же поступили и с данными, собранными датчиками корабля о движении плазмы за бортом, когда «Семя» проходило сквозь зону столкновения солнечного и межзвездного плазменных потоков.
Через четыре года и шесть месяцев был зафиксирован первый крупный импакт. Что-то – судя по всему, ледяная пылинка – ударило в разнесенную носовую броню и мгновенно испарило восемь ее кубометров.
Сложная конфигурация тонкой фольги, пустоты и броневых плит была предусмотрена как раз для подобных случаев. Взрывная волна расплескалась о тонкие металлические прослойки, испарив их, рассеявшись в пустоте и почти безвредно ударив в броневой слой. Ремонтные дроны выскользнули на внешнюю поверхность, принявшись заделывать отверстие со рваными краями, зияющее в блестящей поверхности щита.
Пять лет спустя для Хейма и двух его офицеров наступило время сдавать вахту следующей смене. Детекторы щита бесстрастно отмечали рост уровня излучения – зеркало принимало на себя все больше протонов, а энергия столкновений неуклонно росла. Один за другим исчезали за кормой выработанные топливные баки.
Вторая вахта была выведена из анабиоза, введена в строй и проинструктирована. Спейсеры козырнули осунувшемуся Хейму, приняли доклад, и новый анабиотик ввел в криосон своих предшественников. Им предстояло дежурить вдвое дольше – полет был разбит на пятьдесят вахт по десять лет.
На дежурстве стояла четвертая вахта, когда «Семя» завершило ускорение. К этому времени начали сказываться релятивистские эффекты. Звезды медленно ползли к носу корабля, их излучение смещалось в ультрафиолетовую часть спектра. Энергетик тщательно проконтролировал процесс отключения громадных двигателей, а пилот запустил программу разделения с щитом и первой ступенью. Многотонные штифты выскользнули из пазов, сработали пироболты. Затем заработали двигатели щита, и огромное бронезеркало, величиной сравнимое с самим «Семенем», неторопливо двинулось прочь от корабля. Оно удалилось примерно на шесть длин корпуса, двигатели провернулись на штангах и тормозными импульсами уравняли скорость с кораблем. Теперь звездолет двигался в отбрасываемой щитом радиационной тени, не подвергая опасности свой хрупкий груз, как и обитаемый отсек.
Состав вахт изменился. Теперь, когда оборудование запитывалось от небольшого вспомогательного реактора, отпала нужда в энергетике. Его попеременно заменяли инфотех и оператор ремонтных дронов. Такой распорядок должен был сохраниться в течение всего свободного полета, если не возникнет необходимость в ком-то из дополнительных специалистов. Каждую десятую вахту вместо пилота на дежурство выходил астрофизик, проводивший замеры, анализировавший записи сенсоров и пытавшийся предсказать состав межзвездной среды на пути звездолета.
