мертвецы. Их на дне Залива куда больше, нежели раковин.
…полиции придется заняться каждым.
Опознание.
Или жалкие попытки того. Открытые дела. Очередные висяки…
— Я должен, — Мэйнфорд усилием воли отгоняет ненужные мысли. Не его это ныне дело. — И вы… должны вернуться…
— Мы вернулись.
Змей улыбается.
Никогда Мэйнфорд не подумал бы, что змеи способны улыбаться.
А ведь и вправду вернулись.
И сила, накопившаяся в буре, собравшаяся со всего Нового Света — теперь Мэйнфорд видел, сколь наивен был, полагая, что сумеет совладать с нею, — уходила в приоткрытую дверь.
Правильно.
Бездна всегда голодна, но… быть может, она хоть ненадолго насытится? В буре столько всего. Отчаяния. Гнева. Ярости. Обиды и пустых молитв. Полумертвых надежд. Упущенных мечтаний.
Хватит, чтобы наполнить любой колодец.
— Ты понял, — крылья Змея растянулись над городом, и не было щита надежней.
— Я — да. А люди?
— Не обязательно рассказывать им все.
Конечно.
И быть может, странный этот разговор, его на самом деле нет, как нет и Змея, и богов, и остального… привиделось… и плевать, что на Острове расцветает сирень. А шатровые вязы очнулись ото сна, потянулись что к земле, что к свету.
Сами, без поддерживающих заклятий.
Кусты колючих роз выпустили стрелки, пока еще мягкие, слабые. Их надо укрыть до заморозков, ведь зима придет. Сколько бы божественной благодати ни пролилось, зима все одно придет.
Настоящая.
Яркая.
Со снегом и ледяным ветром. С солнцем, что, отраженное витринами и льдом, ослепляет. С верой…
…Мэйнфорд давно не был в храме.
И не станет заглядывать. К чему молитвы, если боги…
— Лети, малыш, — Крылатый Змей легонько дунул. — Тебя ждут.
Он дунул, и горячий воздух окутал Зверя. Он пах лавандой… и, пожалуй, желтым песком, раскаленным, пустынным. И еще дегтем. Морем. Всем миром сразу.
Это дыхание опалило.
Излечило.
И придало сил.
Его ведь и вправду ждут. А город… город скоро очнется и решит, что ему вновь повезло.
— Люди не меняются, — Мэйнфорд должен был сказать это.
— Меняются, — возразил Змей. — Как и боги. Только не сразу…
Падение — это далеко не полет.
Похоже, но все одно не полет. Пусть ветер свистит в ушах и от восторга замирает сердце, но… падение — это лишь падение.
Заканчивается оно в темноте.
Кромешной.
Где она?
Тельма не знала. Но знала, что и здесь не одна, она слышала дыхание Тео.
— Поймал, — произнес он на ухо.
И рассмеялся.
Нет. Хватит с нее игр в прятки. И… если все получилось, то это разум Тельмы. Ее владения. Ее правила игры. А значит, пусть
