— Жду тебя в кабине, — бросил мейстер Хезарий, продолжая обращаться исключительно ко мне, и многозначительно щелкнул крышкой хронометра. — Но только пять минут.
Пару секунд я смотрела в спину удаляющемуся дракону, а потом повернулась к Озриэлю. В его взгляде читались ярость, обида, непонимание, а в самой глубине затаился страх. Точно такой же испытывала и я: страх потерять его и всех, кого люблю, а еще страх перед неизвестностью и неудачей.
— Озриэль, я…
— Нет, Ливи, — он выставил ладонь, — не нужно увиливаний и дипломатических приемчиков. Я хочу услышать честный ответ на один-единственный вопрос: тот, который только что задал.
Рядом начали останавливаться любопытные, поэтому я тронула ифрита за рукав и потянула в сторону, но он резко высвободился и, не понижая голоса, повторил:
— Я жду, — повернулся к нескромной стайке и гаркнул: — И плевать я на них хотел! Слышали?! Плевать!
Те поспешили разойтись.
Коротко выдохнув, я посмотрела ифриту в глаза:
— Я должна лететь.
— С ним?
— С ним.
— Обратно?
— Да.
— Ты этого хочешь?
— Дело не в том, чего я хочу…
— Нет, Ливи, именно в этом, — перебил Озриэль. — Все в жизни зависит лишь от нашего желания. Если оно есть, то и решение найдется. Мы справимся с любой бедой, но только вместе.
— Ты не понимаешь: я должна вернуться, потому что это поможет спасти отца от заклятия.
— Этот дракон обещал помочь? И тебе не приходило в голову, что это ловушка? Уловка, чтобы увезти тебя?
— Не он… другой. — Я отвела глаза.
Озриэль понял.
— Кроверус? — холодно уточнил он.
Я кивнула. Наступила пауза. Она длилась и длилась, и это молчание было красноречивее любых слов. Звучавшее в нем осуждение заползало внутрь, заполняло легкие, как пух на прядильной фабрике, затрудняя дыхание.
Наконец Озриэль шевельнулся, подошел ко мне вплотную, но я все равно не могла поднять на него глаз, мягко взял за руку и сказал прерывающимся голосом:
— Не лети с ним, Ливи, прошу. Мы найдем способ помочь твоему отцу, обещаю. От проблем не бывает единственного верного средства. Выходов всегда несколько. Почему же ты выбираешь тот, что ведет прочь от меня?
Глаза нещадно щипало. Сильнее всего хотелось плакать от тона, каким это было сказано, — полным бесконечной нежности и терпения.
— Обещаю, я из-под земли достану лекарство для твоего отца. Посмотри же на меня, Ливи.
Я стиснула зубы, чтобы унять дрожь в подбородке, еще на миг задержала свою руку в его, а потом прошептала:
— Прости, Озриэль.
И, не оглядываясь, кинулась к поджидающему меня ящеру.
Боялась, что, если обернусь, увижу еще раз Озриэля и друзей, то не смогу вынести прощания, не смогу улететь. А именно это я и должна сейчас сделать, даже если весь остальной мир против. У меня еще будет время вымолить прощение, сперва нужно помочь отцу.
— Оливия, подожди!
Я узнала голос Магнуса, но лишь прибавила шаг. Он догнал меня у входа в кабину и прыгнул на запястье.
— Я уже не мальчик, чтобы за тобой бегать. Решила улететь, даже не попрощавшись? Я-то думал, что наша дружба хоть что- то для тебя значит, а еще я, между прочим, за тебя отвечаю, и… — Тут он осекся, потому что я расплакалась.
— О, Магнус, — только и смогла выдавить я и поспешно нырнула в тень проема, боясь услышать за спиной другой голос и другие шаги.