Сидни быстро отошла от моих почитательниц. Дмитрий последовал за ней.
– Ждем у машины! – сказал он мне.
Я кивнул и повернулся к исцеленным дампиркам. Я старался выслушивать их комплименты максимально любезно, но меня преследовала мысль, что в их числе должна быть и Оливия. Некоторые о ней упомянули, добавив, что глубоко сожалеют о потере, но про младенца, к счастью, никто не спросил. Когда они разошлись, я решил, что свободен, но меня снова окликнули.
Я увидел, что ко мне подошла Лана.
– Обидно, что так получилось, – печально посетовала она. Казалось, за истекшие сутки она постарела на несколько лет. – Как бы я хотела, чтобы все сложилось иначе!
– И я, – признался я совершенно искренне.
– Дмитрий ничего мне не объяснил, но я уважаю его желание… и твое тоже. Не знаю, к чему такая секретность, но я видела лицо Оливии, когда она разговаривала с тобой перед смертью. – Лана помолчала, вытерев глаза. – Что-то ее грызло, и она доверила тебе малыша. Мне этого вполне достаточно. Я рада помочь и тебе, и твоим друзьям. Что я еще могу сделать для вас?
– Пусть все забудут, что мы побывали в «Диких соснах», – негромко произнес я. – Мы все, и малыш, – уточнил я.
– Хорошо, – отозвалась Лана и кашлянула. – Но у меня есть неловкий вопрос.
«Всего один?» – изумилась тетя Татьяна.
– Есть ли какие-нибудь пожелания относительно тела? – осведомилась Лана.
Я поежился. Оливия умерла. Я видел, как ее аура растаяла в воздухе. Мне и в голову не приходило, что меня могут попросить принять и такое решение.
– А что бы вы сделали при обычных обстоятельствах?
Лана развела руками:
– Мы могли бы отправить ее тело родственникам для похорон или кремации. Или в Хоутон, если бы время поджимало. Кстати, тот алхимик оставил у нас немного реактива, который растворяет трупы. Сказал, что мы можем им воспользоваться, если понадобится.
У меня заныло сердце. Думать о том, что с телом Оливии сделают то же самое, что и со стригоями, было тошно, особенно если учесть, что ей пришлось перенести за свою недолгую жизнь. Однако я своими глазами видел, на что способен алхимический реактив. Он полностью уничтожит бренные останки Оливии и скроет тот факт, что она рожала.
Я зажмурился, и у меня подкосились колени.
– Адриан! – позвала Лана. – Как ты себя чувствуешь?
Я открыл глаза.
– Примените реактив. Это могло быть ее последнее желание.
Лана выгнула бровь, но я решил не вдаваться в подробности. Даже с Ланой не стоило откровенничать. А Оливия бы точно не захотела, чтобы ее труп оказался в похоронном бюро или у родственников, где могли узнать, что она рожала, и начать задавать вопросы. Оливия погибла ради того, чтобы спасти Деклана от участи подопытного кролика.
Она оставила Деклану в наследство чудесную ауру и подарила ему жизнь, полную опасностей. Так уж получилось.
– Ладно, – проговорила Лана. – А ты можешь положиться на меня – я не стану распространяться о сыне Оливии. И мои люди тоже. Я позабочусь, чтобы все стихло. У нас в коммуне умеют хранить секреты.
– Спасибо.
Я собрался уйти, но она удержала меня за локоть.
– А что передать твоему дяде? Он про тебя спрашивал.
Мне совершенно не хотелось встречаться с Рандом, кроме того, я не сомневался в том, что он любит совать нос в чужие дела. Мне не хотелось с ним видеться и изворачиваться насчет Оливии и малыша.
– Просто скажите, что мы уехали спозаранку, – ответил я.
Дальше был трудный день в дороге, осложнившийся наличием младенца, которого мы кормили каждые два часа. Мы не смогли улететь из Хоутона, и Дмитрий довез нас до Миннеаполиса (с частыми остановками), где мы смогли пристроиться в аэропорту и попасть на случайно освободившиеся места на рейсе до международного аэропорта Лос-Анджелеса. Мы с Сидни разрывались между заботами о Деклане и переговорами с теми, кто ждал нас в Палм-Спрингсе.
Я удостоверился в том, что Нейл уже добрался до Палм-Спрингса, как и было условлено между нами, но не стал рассказывать ему ни про Оливию, ни про Деклана.
И конечно же, мне пришлось держать в неведении Розу и Дмитрия, что было крайне неприятно. Но сперва следовало просветить
