Фулкром носился по городу под небольшим снегопадом.
В этом районе Виллджамура всюду, куда ни глянь, что-то строили или перестраивали. Лошади тянули по булыжной мостовой гигантские повозки, груженные камнем или бревнами. Фасады через один покрывала паутина лесов, словно сотканная неким гигантским пауком, а по ней к небесным высотам карабкались каменщики и другие рабочие.
Фулкром примчался в гостиницу, где остановился Ульрик, – хлипкое беленое строение, каких было много в нижних уровнях города. Он забарабанил в дверь комнаты жреца, но ему никто не ответил. В тесном, безвкусно декорированном холле с красными обоями на стенах, красной мебелью под старину и броскими картинами Фулкром разыскал хозяина гостиницы и принялся расспрашивать его о жреце.
– Нет, я его не видел, – отвечал тот.
– Может быть, вы слышали какие-нибудь звуки из его комнаты? – настаивал Фулкром. – Или к нему кто-нибудь приходил?
– Да нет, он тихий, ни с кем не общается. Никто к нему не ходит, ни друзья, ни родственники. В столовой с другими постояльцами он тоже не ест, хотя это нормально – кто бы захотел есть с этими придурками? – но, когда я прохожу мимо него, он всегда улыбается.
– А в его передвижениях нет ничего странного? – спросил Фулкром.
– В смысле – как он ходит?
– Нет, – вздохнул Фулкром. «Идиот!». – В смысле – когда он уходит и приходит?
– Встает с петухами, ложится с курами. Хотя в последние два дня он вроде как не возвращался.
– Благодарю за помощь. Если увидите его снова, пошлите мне сообщение в главное здание Инквизиции. Расходы вам оплатят.
– Сделаем, сэр.
Фулкром вернулся в свой кабинет в Инквизиции. Там, в тишине и относительном покое, он около часа просидел за столом, глядя в пространство и обдумывая происшедшее.
Дверь отворилась, Варкур заглянул внутрь и только потом стукнул в косяк. Для такого крупного румеля он двигался на удивление тихо.
– Фулкром, у тебя минутка есть?
– Конечно, сэр, входите.
Варкур аккуратно прикрыл за собой дверь и подошел к столу, неся в руках толстую пачку бумаг. Положил ее перед Фулкромом.
– Что это? – спросил тот.
– Заявления, вчерашние, – объяснил Варкур, видимо взволнованный. – Ты у нас занимаешься всякой чудно?й хренотенью. Тебе ее и разгребать.
– Простите, не понимаю.
– За прошлую ночь мы получили кучу заявлений, и все от граждан, которые… – Варкур наклонился к нему, словно стесняясь говорить вслух, – которые заявляют, что вчера ночью в их дома приходили мертвецы. Будь их один или двое, я бы засадил их в камеру на ночь, чтобы проспались. Но у нас тут более сорока заявлений граждан, которые пишут, что вчера ночью их посетили мертвые – или, по крайней мере, те, кого считают мертвыми, – и до смерти напугали их самих.
Фулкром медленно выдохнул.
– Хорошо, сэр. Я этим займусь.
– Только не говори об этом никому и не трать слишком много времени на эту ерунду. Не надо, чтобы люди видели, как мы бегаем и проверяем то, что вообще может оказаться неправдой.
– Я все понял, сэр, – заверил его Фулкром.
Варкур вышел из комнаты. У двери он остановился и сказал:
– Знаю, ты им не нянька, но все же – как эти твои Рыцари, готовы к сегодняшнему?
– Думаю, что да, сэр.
– Хорошо. Не люблю я, когда работу Инквизиции делают парни из городской стражи, тем более в присутствии императора. Слишком они заносчивы и нечувствительны к деталям. Зря нас туда не позвали – каждый раз, когда нам говорят, что мы где-то не нужны, там-то и жди беды.
Когда дверь за Варкуром наконец закрылась, Фулкром опустил голову на стол.
Все это становилось очень серьезно.
