– Будь я везунчиком, мост не рухнул бы подо мной, идиот.
– Зато мы больше не на линии фронта.
– В смысле? – не понял Вулдон.
– Как только ты совсем поправишься, мы предложим наши непревзойденные способности для спасения императора в Балмакаре.
– Тогда я лучше буду валяться здесь и притворяться мертвым. – И Вулдон уставил глаза в кирпичный потолок.
– Ну не дуйся, старина, – заговорил Тейн покровительственно, насколько мог. – Эта война показала, что внизу мы бессильны. Судьбы гражданских сейчас в руках военных.
– Поэтому мы будем нянчить Уртику.
– Напротив – нам несказанно повезло. Мы будем охранять святая святых, внутренние покои.
– Нам не для этого дали силы. Мы должны помогать людям, а не одному человеку.
– Приказ есть приказ, – отвечал Тейн.
– И больше мы ничего не можем сделать?
– Боюсь, что нет.
– Когда отправляемся?
– Как только ты будешь готов.
Под порывами снега культисты ордена Равноденствия пешком подошли к воротам Виллджамура. Верейн не чуяла под собой ног. Каждый раз, когда она падала в изнеможении на колени, Дартун клал руку ей на плечо, и она вставала и шла еще несколько часов. Все уже понимали, что они пленники и бежать им некуда. Да и незачем. Верейн почти не обратила внимания на лагерь беженцев у стен города, огромные замерзшие лужи, земляные ямы, в которых едва тлели костерки, вконец отощавших собак, тенями слонявшихся между кое-как сколоченными домами-палатками. Всюду воняло экскрементами. И все же она сейчас многое отдала бы за то, чтобы поменяться местами с любым из этих несчастных, снова стать свободной. Память опять ей изменила. Вся ее предыдущая жизнь скрылась в каком-то тумане. Он медленно поглощал и имена ее товарищей-культистов. Верейн шла за Дартуном – больше она ничего поделать не могла.
Они медленно одолевали некрутой, но тягучий подъем от первых ворот, заинтригованные военные крутились вокруг них. Четверо солдат в полной боевой форме вошли в небольшой домик-сторожку и снова вышли им навстречу, на ходу вытаскивая из ножен мечи.
– Селе Ямура, – буркнул один из них, с лицом как у крысы. Другие встали рядом, с недоверием разглядывая странных культистов.
Дартун молчал.
– Покажите нам письменные документы на вход, – продолжал солдат, – и прилагаемые к ним медальоны, прежде чем мы пропустим вас ко вторым воротам.
Дартун сделал к солдатам шаг, те подняли мечи.
– Стой, где стоишь, – предупредил один из них.
Дартун, не говоря ни слова, хихикнул. Он сделал еще шаг, и солдаты, оскользаясь в грязи, бросились к нему; их мечи встретили его руку и со звоном отскочили от нее. Солдаты не знали, что думать о человеке, неуязвимом для их оружия.
Пока стражники стояли в ступоре, Дартун подтянул к себе ближайшего из них, положил руку ему на шею, и доспехи бедняги тут же раскалились докрасна. Пока товарищи смотрели на него, ничего не понимая, тот визжал: его кожа нагрелась, лицо покраснело, и вдруг он с тихим «чпок» лопнул внутри своих доспехов. Оттолкнув от себя окровавленную массу, Дартун с ухмылкой поглядел на других солдат.
Вулдон, старательно шагал по прямой, как пьяный, до самой комнаты. Он жил аскетом, ничего не копил, не приобретал. У него была кровать, кресло, шкаф, в котором висели несколько комплектов одинаковой формы, и письменный стол, установленный специально по его просьбе. Вот и теперь он сел за стол, зажег фонарь и пододвинул к себе рисунки.
Вот и все, последняя, похоже, сцена.
МифоТворец собирался уничтожить короля подземного мира – грубая параллель с Кейвсайдом – при помощи призванных им волшебных существ. Это должно было стать кульминацией всей истории, и Вулдон волновался, удастся ли ему выразить в последней картинке все. Больше того, с тех пор как он поговорил с Ульриком о своих картинках и тот сказал, что их можно оживить, он бился над тем, чтобы включить эту возможность в свою работу. Хотя он даже не был уверен в том, что жрец не ошибается. Но попытка не пытка.
