– Это шифр. Но простенький, детский, – затараторила Настя. – Знаете, как дети делают, когда пробуют шифровать?
– Как же вы читаете?
– Я знаю ключ.
– Если мы договоримся, вам придётся его сообщить.
– Я понимаю.
Настя, надеясь, что стыд неумелой лгуньи хозяева примут за смущение, сунула правую руку между своим бедром и подлокотником кресла, на котором сидела Велена, и скрестила пальцы, уговаривая себя, что это не совсем обман, а только безобидная шутка.
– Я вам могу прочитать, – выпалила она отчаянно.
Девушка вдруг подумала, что книгу, которую, к её огромному удивлению и недоумению, никто, кроме неё, не мог прочесть, ни в коем случае нельзя отдавать. Ни за какие деньги! Судьба странным образом решила в один момент исполнить все её просьбы, пусть и в странной форме: прислала помощь, заставив бабушку Кирилла выложить кругленькую сумму из похоронных денег и отдать Насте ключи от пустующей квартиры; послала чудо в виде странного дневника, в котором узник какой-то далёкой крепости пишет о том, что вот-вот получит ключ к какой-то невероятно ценной тайне, и дневник этот может прочитать только Настя.
Она схватила книгу и, открыв на одной из первых страниц, приставила разворот к блестящей стеклянной столешнице и начала:
– Милый мой дневник. Сегодня я снова видела его. Мое сердечко стучит так часто, стоит моему возлюбленному бросить один лишь взгляд. Мы встретились на рынке…
Настя скользила взглядом по строчкам, стараясь не зацепиться за летящий почерк Морозова и не вдумываться, по каким строкам водит для правдоподобия пальцем.
– …Какое счастье знать, что его сердце объято тем же пламенем, что и моё. Но вдруг он не любит меня, вдруг то, о чём я думаю, всего лишь иллюзия? Если тайна, за которую заплачено столькими месяцами заключения, всего лишь вымысел, миф? Тело моё и разум страдают здесь настолько, что я не в силах понять, могу ли ещё называть себя разумным человеком. У меня много времени здесь, в моей темнице, чтобы обдумать всё и…
– В темнице? – удивлённый возглас Велены вывел Настю из задумчивости. Неужели она читала то, что на самом деле написано в дневнике?
– Дом моего отца был мне настоящей тюрьмой все эти недели: мне не позволяли выходить, не давали видеть моего любимого, запирали на ключ в комнате. О, как я не сошла с ума, не обезумела от горя? – Настя чувствовал, как пылают щёки. Она едва не плакала от досады, чувствуя, что дневник снова затягивает её в свои глубины, властвуя над разумом и заставляя произносить написанное. Она перевела взгляд на поля страниц, стараясь не смотреть на буквы. – Но как могла я засомневаться в эти тёмные дни в том, что он любит меня, что я нужна ему? Безумие. Только безумие и одиночество могут служить мне оправданием, но я не хочу оправданий! Теперь всё позади…
Чувствуя, как летящий почерк Морозова магнитом притягивает взгляд, Настя захлопнула книгу, едва не плача от напряжения и переутомления. Она не умела лгать. По её лицу всегда можно было прочесть любую попытку сказать неправду, а тут ей пришлось выкручивать и громоздить ложь на ложь с такой скоростью, что, казалось, на это ушли все силы, и если её попросят сейчас подняться из кресла, она попросту упадёт, не удержавшись на ногах.
Она почувствовала, как по щеке ползёт слеза, но не нашла сил поднять руку и смахнуть её.
– Ну вот, дочитались, – проговорила Велена голосом, в котором тоже звучали слёзы. – Нам, девочкам, только о любви подавай. Тебе, Святик, не понять.
– Да, – отозвался он с пасмурным лицом. – Вам, Настя, стоит поработать над вашим переводом. Если не думать о стилистике, получается бред. Но в целом интересно. Не хотите продавать книгу сейчас – не нужно. Дочитывайте, но, возможно, вы согласитесь оставить её мне до завтра. Мне хотелось бы повнимательнее посмотреть на дневник красавицы. В залог я дам вам сумму, которую обещал, и вот это… – Антиквар поднялся, подошёл к скрытому за драпировкой на стене сейфу и вынул шкатулку, из которой достал невероятно красивый кулон с алым камнем, чем-то напомнивший тот, что носила бабушка.
– Вы можете быть уверены, что я верну вашу книжку, если вы сохраните мой залог.
– Я не могу. – Настя неловко оттолкнула протянутый ей кулон, и тот закачался на цепочке, ловя багровыми гранями отблески ламп. – Извините. Я должна подумать. Я пойду.
Она выбралась из кресла и на ослабевших ногах двинулась к двери.
– Ну что ты, Настя, не отбираем же мы у тебя твою книжку, – рассмеялась Велена. – Святик сделал тебе деловое предложение,
