– Я уже позавтракала. Мне надо на работу идти.
– Все эти сольфеджио…
– Да, – ответила она, улыбнувшись.
Антон поставил поднос на кровать.
– Знаешь, я тут валяюсь без дела, может, что-нибудь сделать по дому?
– А что ты умеешь, кроме поиска неприятностей?
– Ну, гвоздь в стену могу забить, если надо…
– А что еще?
– Еще? Ну, например, я могу тебя встретить после работы и защитить от хулиганов.
– По-моему, ты самый большой хулиган в городе.
– Значит, ты не против, чтобы я встретил тебя после работы?
Она пожала плечами:
– Обычно меня Виктор встречает.
– Ясно…
Антон погрустнел и сжал губы.
– Но дело не в этом, – наконец произнесла Наташа.
Антон поднял голову.
– А в чем?
– Ты рискуешь своей свободой. Твои фотографии развешаны по всему городу. Тебя могут поймать и засадить в психушку. И ты уже оттуда не выберешься.
Антон помолчал.
– Я знаю…
– И ты не боишься?
– Нет… Уже нет.
Наташа встала со стула и пошла к двери. Остановилась и, не поворачиваясь, сказала:
– Я заканчиваю в шесть часов.
Потом вышла из комнаты, скрипнув половицами.
Ровно в шесть часов вечера Антон поджидал Наташу, сидя на лавочке у музыкальной школы. Вокруг бегали дети. Заходящее солнце лежало на траве, стенах училища и памятнике Чайковскому. Петр Ильич расположился в кресле и держал в руке партитуру, на которой сидел голубь и ворковал в поисках подруги. Появилась Наташа. Она быстро спустилась по ступенькам и подошла к Антону.
– Привет.
– Привет.
– Долго ждал?
– Минут десять разглядывал Чайковского.
– Понравился памятник?
– Да.
– Обожаю Чайковского. Особенно его последнюю симфонию.
– Он посвятил ее своему другу.
– Другу?
– Любовнику.
–
– Он ведь был гей, – сказал Антон, удивившись реакции Наташи.
– Петр Ильич Чайковский был геем? – переспросила она шепотом.
– Ну да. Это все знают.
– Первый раз слышу.
Она казалась обескураженной. То, что сказал Антон, ее явно расстроило.
– В его произведениях столько чувств, любви… – пробормотала она.
– К юношам, – добавил Антон.
