Морда медленно подошел к костру, одернул рубаху, потянулся:
– Пришлось из-за тебя здесь заночевать! А я не люблю спать в этих рухлядях! Ничего, отосплюсь. Эй, мелкий, буди остальных. Хватит дрыхнуть! Сейчас позанимаемся с этим придурком и на промысел. Скоро купцы проснутся, работать надо!
Морда пнул проходившего мимо мальчишку под зад, малец пробежал несколько шагов, ускорившись от пинка, споткнулся, свалился, уткнувшись головой и разбрасывая в стороны мелкую гальку, снова вскочил и, хромая, припадая на левую ногу, побежал дальше.
– Пока пинка не дашь – ходят, как в штаны насрали! – довольно прокомментировал Морда. Помолчал и, ухмыльнувшись, добавил: – Ну что, не думал, что все так закончится? Думал – не найду? Никто не может безнаказанно опустить Морду! Никто! Кто пытался – крысиным дерьмом вышел! Скоро наберу еще дельных ребят, устрою этому городу ночь длинных ножей! Будут знать, кто ночной хозяин!
– А не подавишься? – мрачно-спокойно спросил Щенок, глядя в широкое, лоснящееся в первых лучах солнца лицо. Эндел и не заметил, как над горизонтом начал подниматься сверкающий диск светила – наступало утро. И скорее всего – последнее для него утро.
– Не подавлюсь! – криво усмехнулся Морда. – Вырежу всех, кто мне может помешать! За одну ночь вырежу! Все будет мое! Все будут платить мне дань! Что смотришь? Зачем тебе это говорю? А почему – нет? Кому ты расскажешь? Ты уже мертвец. Только пока этого не знаешь.
Морда помолчал секунд десять, глядя, как от кораблей к нему идут заспанные дети, подростки, парни, сплюнул в костер и добавил:
– Сегодня важный день! И ты – его главный приз! Увидишь! Хе-хе-хе…
– Зачем?
– Что – зачем? – сразу не понял Морда, потом заулыбался. – Все просто. Они должны знать, что от возмездия не уйдет никто. Вот и ты не ушел. А еще – мне нужно повязать их кровью. Они воришки, морду расквасить, напакостить – могут. Но чтобы стать настоящими бойцами – нужна кровь.
«Я это уже где-то слышал!» – подумал Щенок, и перед его глазами вдруг мелькнула картинка – загон, вроде скотного, посреди загона – тела мальчишек. Некоторые из них еще шевелятся, стонут – над ними наклоняется парнишка с кривым ножом в руке, отгибает голову раненым, режет глотки. Залитый кровью с ног до головы, парень выглядит жутко – кровь фонтаном бьет из перерезанных артерий, стекает по груди палача, с искаженного лица палача смотрят ошалевшие, вытаращенные от ужаса содеянного глаза.
«Адрус! Я – Адрус! – скользнула мысль. – Это мое имя! А еще я Щенок, Звереныш, Зверь! И я выживу! Я всегда выживаю!»
Щенок оскалил зубы, будто хотел укусить своего врага, и тот довольно усмехнулся:
– Что, не нравится, да?! Красавчик?! Был красавчик, да весь вышел – ты бы видел свою рожу! Хе-хе-хе… И твоя подружка – вышла! Мы трахнули ее, а потом я отрезал ей сиськи, вспорол живот, отрезал голову! И все думают, что это сделал ты! Ха-ха-ха! Здорово, правда?! Ха-ха-ха… На нас никто и не подумает! С какой стати? Ненормальный придурок изнасиловал и убил свою подружку! Разрезал ее на части! Ха-ха-ха!
Зверь зарычал, рванулся так, что лопнула кожа на руках и потекла кровь. Веревки выдержали – на совесть прикручивали, хорошей веревкой! Не гнилушкой!
– Подергайся, подергайся! – хохотнул Морда. – Крепкий ты, да, ничего не скажешь! Но я все предусмотрел! Все! Потому что я умный! Очень умный!
Морда посмотрел в глаза человеку, висящему на кресте, – тот сейчас не был похож на красавчика с дурацкой улыбочкой на ангельском лице – ох как раздражала эта улыбка! Как хотелось стереть ее с поганой морды роста!
А парень и правда крепкий – вон как физиономию намяли, а все уже почти зажило, шрамам будто уже не меньше года! Странно…
Их было человек тридцать – от двенадцати лет и старше. Самому старшему около двадцати, один из помощников Морды. Он и еще другой парень, здоровенный детина с одутловатым, тупым лицом, держали связанных – двоих взрослых, как и «тюремщик», один – парнишка лет четырнадцати, одноглазый – правая глазница впалая, пустая. Левый глаз яростно смотрит на Морду, будто пытается прожечь в нем дырку.
– Гвозди сюда! Молоток! – скомандовал Морда, и кто-то из толпы подал ему сумочку, в которой гремели деревянные гвозди, используемые на судах, – железные гниют, медные – дорого, а вот деревянные, из железного дерева – в самый раз. И не гниет, и по твердости – почти железо. От воды слегка разбухает, распирает, сшивает доски намертво.
