ушел.
— Джинн. — Я задрала голову к небу и закричала: — Отпусти!
У меня ослепли не глаза, он ослепил мой разум. Я слышала выстрелы, но не задумалась, в кого стрелять нечисти, не очень-то жалующей огнестрельное оружие? А было ли это? Джинн держал меня за руку, пропитывая магией, каждое воспоминание может быть подделкой. Что было замаскировано под выстрелы, которые у меня, у человека, ассоциируются с боевыми действиями? У человека, не у нечисти. Я же трогала пробитую стену: если жители ушли, кто же тогда тут резвился? Если ушли… Или бой за стежку был, а меня исключили из него?
Тут же пришла мысль, от которой стало физически плохо. Я все еще цеплялась за собственные видения. С чего я вообще взяла, что меня привезли в Поберково? Сгоревшее этой ночью так же, как и Заячий холм? Я шла его улицами и не чувствовала запаха гари? Вкуса пепла на губах? Жирной сажи на коже? Так где я?
Зачарованный джинном водитель, что подвозил нас из Коврова, видел что-то иное, нежели унылую серость осенних холмов, но тем не менее вел машину. В его видениях поездка была. У меня тоже. Заячий холм остался позади.
Сразу вспомнились ухабы, к несчастью, в нашей тили-мили-тряндии все дороги такие, и водитель, жалующийся на все на свете, кроме очевидного. Не было сказано ни слова о запахе, от которого едва не щипало глаза. Мое представление, моя реальность. Я ждала, что гробокопатель будет вонять, они нет. Запах существовал для меня в те моменты, когда я думала об этом.
Колени подогнулись, и я упала в грязь. Чувство беспомощности захлестнуло целиком. Сегодня с утра я потеряла зрение. Святые, неужели прошло несколько часов? Разум подсказывал, что именно так, но полагаться на него сейчас не стоило.
Ненавижу психарей.
— Отпусти! — кричала я в темноту, ударяя кулаками по земле.
Она была холодной. Еще несколько минут назад я не ощущала ничего подобного. Когда в последний раз меня пробирал озноб? На калиновой тропе, когда я прислонялась к едва теплому сторожевому камню. Потом нет. В чудесное исцеление я не верила. Исполнитель желаний убрал все ненужное. Обманул голову, но не тело.
И ушел. Иначе я бы не обхватывала себя руками, силясь унять дрожь. Не закусывала губу от боли, дернувшей правое подреберье. Холод, грязь, боль, гул и тяжесть в голове — это реальность. Я должна верить, я должна верить хоть во что-то, иначе мне конец. Я зацепилась за эти ощущения, пусть неприятные, зато целиком мои.
Мир сдвинулся. Я почувствовала это движение. Не снаружи. Изнутри. Евгений не менял окружающее пространство, он менял мое восприятие. Каждым прикосновением, которые меня так радовали.
Я сосредоточилась, продолжая вспоминать, отделяя настоящее от выдуманного.
Сколько раз после встречи с джинном на калиновом холме явидь брала меня хвостом? Ни разу. Потому что мне не нравился такой способ передвижения. Меня захлестнуло безумной надеждой, что зрение тоже вернется. Но, увы, мир менялся, но оставался таким же темным.
Фантазия осыпалась шелухой, обнажая настоящее. Заставляя почувствовать то, что было скрыто. Шепот, вихрь чужих убийственных мыслей, натянутая струна ожидания в животе. Переход близко.
Мысли закрутились в безумном хороводе, первую паническую «бежать», удалось приглушить. «Я вернусь за тобой», — всплыл кусочек воспоминания, кусок чужого ложного обещания. Я отмахнулась от него. Настоящее — вот что имело значение.
Я тяжело поднялась, вытянула руки и сделала пробный шаг, потом еще один и еще. Живот скрутило узлом. Я отпрянула в противоположную сторону и едва не закричала от страха.
Я стояла на месте. Это значило одно —
— Здесь все не то, чем кажется. — Я коснулась пальцами разгоряченного лба, пытаясь изгнать из головы все поддельное, что вложил туда джинн, искаженную реальность, отвечающую моим желаниям.
— Трудно отличить правду от лжи? — раздался позади грустный голос.
Я мгновенно развернулась.
— Евгений? — В голосе страх смешивался с безумной надеждой.
Он ведь обещал вернуться? Он не может оставить меня здесь один на один с безвременьем. Сейчас я была бы рада даже
