Я тяжело вздохнула и помотала головой.
Какие могут быть возражения при скользких сапогах?
Ринн проводил меня до крыльца моего дома. Город уже окутали лиловые сумерки, морозные и прозрачно-хрустальные, которые, казалось, могли разбиться от любого неосторожного слова. И мы всю дорогу молчали, но молчание не тяготило. Просто сегодня было столько всего сказано… Возможно, гораздо больше, чем следовало. И слова эти все еще звенели в моей голове, отчего хотелось то смеяться, то плакать…
Мы попрощались. Риннар отправился к воротам, а я взялась за ручку двери, и тут…
— Санни! — позвал он.
— Что? — обернулась я.
Ринн стоял в свете фонаря, мелкий снег припорошил его волосы, а улыбка была столь бесшабашной, что невозможно было не улыбнуться в ответ.
— А ты все равно скажешь «да». Поспорим?
— Сходи к доктору, попроси микстуру от наглости, — посоветовала я и поспешно скрылась за дверью, кусая губы в тщетной попытке избавиться от глупой улыбки.
Шалопай? Мягко сказано! Но отчего-то это уже совершенно не злило, как нередко бывало раньше.
Ветер бьет в лицо, пытается сорвать шляпку, треплет ленты и выбившиеся локоны. Солнце, отраженное снегом, становится то ближе, то дальше; я задыхаюсь и смеюсь, летя ему навстречу, и кажется, что еще чуть-чуть — и я упаду в бездонное синее небо, щедро украшенное кружевом облаков и расшитое золотыми нитями-лучами. В какой-то момент я действительно падаю, но не в небо и не в снег, а в надежные объятия.
— Осторожнее, — засмеялся Ринн, одновременно отходя в сторону, чтобы нам не досталось раскачивающимися качелями. — Испугалась?
— Вот еще, — улыбнулась я, все еще преисполненная восторга от полета. — Я бы не упала, не первый раз… Но все равно — спасибо, что поймал.
— Судьба у меня, видимо, такая, — трагически вздохнул Ринн.
— Сам выбрал, теперь не жалуйся, — не удержалась я, поправляя шляпку.
— Судьбу не выбирают, — наставительно произнес он, — она сама нас находит и бьет по темечку. Эм… прости.
У Риннара был такой покаянно-виноватый вид, что я лишь рассмеялась. По темечку он получил снежком часом ранее, когда вообразил, что круче боевиков никого не существует, в том числе и в снежных баталиях, и ввязался в ожесточенный бой, кипевший на площади перед парком. Я тоже не удержалась от искушения, и кто же виноват, что оказались мы в разных командах? А отсутствием реакции и меткости я никогда не страдала, что с удовольствием и доказала. Правда, до конца боя продержаться не удалось — после первого же словленного мной снежка Риннар вытащил меня оттуда, заявив, что не может спокойно наблюдать, как я рискую обзавестись шишкой на лбу. Дулась я недолго — заснеженный парк был чудесен, а качели, обнаруженные в дальнем его уголке, и вовсе примирили меня с жестокой реальностью.
Впрочем, жестокая реальность по капле просачивалась в мысли, отравляя впечатления, заставляя сомневаться… И в итоге я не выдержала. Лучше раз и навсегда все прояснить, чем мучиться от неизвестности. Когда мы в очередной раз свернули на безлюдную аллею, над которой сплетались высеребренные инеем ветви деревьев, я набралась храбрости и выпалила на одном дыхании:
— Я похожа на твою бывшую невесту?
Ринн словно окаменел. Застыл на полушаге, выдохнул и медленно повернулся ко мне.
— Кто тебе сказал такую глупость? — отрывисто спросил он.
— Не важно, — мотнула головой я. — Ответь. Я похожа на нее, да? Ты поэтому…
— У тебя с этой… девицей нет ничего общего, — перебил Риннар. — Ничего. И именно поэтому ты мне нравишься.
— Расскажи про нее, — тихо попросила я. — Про Аллаю…
Ринн вздрогнул и ощутимо напрягся, а я пожалела, что решилась на глупые расспросы. Но чародей выдохнул, прикрыл глаза и медленно протянул:
— Аллая… — Поморщился, как от горечи, но продолжил: — Аллая была моей ошибкой. А я — ее. Мы не любили друг друга.
