двенадцать футов?
Она взмахнула рукою:
– Как минимум, пятнадцать. Когда в горах наконец-то растают снега, вся вода польется сюда. Я собственными глазами видела, как махонький ручеек за час превращался в поток, а за два – в реку, отбирая у людей все накопленное за их жизнь. Через несколько – максимум десяток-другой – дней здесь будет стоять ревущая вода. Да такая, что упади кто в нее – он остановится у самого моря. Не смейтесь над здешними реками, это коварные и дикие твари.
Они разглядывали ленивый ручеек.
– Лучше б те снега начали наконец таять, а не то нам может не хватить воды внизу реки, – сказал наконец-то Йанне. – Где поворот к Кехлорену?
– В миле отсюда.
– Поехали уже.
Они миновали мост. Дагена приблизилась к ней и толкнула в бок:
– Какие-то воспоминания, Кайлеан? Ты уже дня три молчишь.
Она задумалась. И вправду, она должна была что-то чувствовать, найти в себе хоть какие-то воспоминания или хотя бы их след. Но – ничего. Олекады запомнились ей слабо, хотя она и провела здесь половину жизни. Горы не вросли в нее, не оставили следа в костях и сердце. Может, потому что ее семья осела здесь едва ли пару поколений назад в поисках легкой жизни, но нашла лишь упорный труд с утра до ночи на куске земли, полученной от местного барона. Она помнила рассказы отца о начале их работы тут. Земля оказалась настолько скверной, что даже козы были не в силах здесь прокормиться. И все же ее семья попыталась. Убрала камни с поля, высадила пару десятков низеньких, устойчивых к морозу яблонь, завела небольшое стадо коз и овец.
Сражалась.
И проигрывала.
Одной из вещей, которые Кайлеан помнила слишком хорошо, было то, что земля умеет рождать камни. Каждый год весной вся семья выходила в поле и собирала их, ссыпая в большие кучи. И только потом начиналась пахота и сев. Следующей весной они снова сперва убирали камни с пашни, а только потом ее засевали. И так без конца. Это она тоже хорошо помнила: их клочок земли, окруженный венком каменных горбов, из которых самые старые успели порасти мхом и лишайниками. Она играла между этими валунами вместе с братьями, нетерпеливо высматривая первые плоды. Она почти всегда ходила голодной. Именно поэтому еще до того, как ей исполнилось семь, она вместе с ребятами научилась стрелять из лука. Заяц, куропатка, даже белка – не было создания, недостойного ее стрелы. Все, что могло попасть в котел, а потом в брюхо, становилось целью.
– Голод, холод и бедность, – произнесла она наконец. – Тут можно выкармливать только коз и овец, немногое вырастет на здешних камнях, а владелец земли выжмет всякий грошик, который ты заработаешь на пашне. Если у кого есть голова на плечах, тот копит годами, только бы отсюда сбежать.
Лучше всего она помнила тот день, когда отец решил отправиться на юг. После войны с кочевниками провинции, лежавшие на границе со степями, с радостью принимали каждую пару рабочих рук, обещая годы освобождения от податей, дармовую землю и многочисленные привилегии. Отец после долгого разговора с матерью выкопал спрятанный в углу избы мешочек с горстью серебра, отправился в город и вернулся с возом, запряженным парой лошадок. Парой лошадок! Впервые в жизни Кайлеан увидела тогда коня вблизи, поскольку раньше они использовали для пахоты соседского вола, оплачивая каждый день его работы.
Она склонилась и похлопала Торина по шее. Кто бы мог подумать, верно?
А потом был путь на юг, въезд в степи, что распахнулись перед ними, словно чудесная, дарящая невероятные возможности страна, – и ночная встреча с бандитами.
И веточка, колющая ее в задницу.
Кайлеан снова вздохнула, так глубоко, что почти закружилась голова. Нет, Олекады наверняка не были ее домом. Уже нет.
И все же судьба пригнала ее сюда, хотя она о том не просила. Почти чувствовала, как эта старая обманщица поглаживает ее по голове и ворчит снисходительно: «Кто бы мог подумать, верно?»
Они минутку ехали в молчании, Дагена не торопила с разговором.
– Мы обитали еще дальше к северу, в каких-то тридцати милях за Валенером. Эти окрестности… Без малого все дворянство, все графы и бароны – это меекханцы старой крови. Осели они здесь сразу после покорения этих земель, после победы над Святыней Дресс. Почти триста лет назад. Святыня эта сопротивлялась яростно и упорно, по всем Олекадам остались развалины горных крепостей, которые меекханцам приходилось захватывать одну за другой. Говорят, даже Кехлорен некогда был крепостью-святыней супруги Господина Бурь. Во время тех войн почти вся местная аристократия погибла, а после меекханского покорения здесь осело
