разбираюсь.
— Не расстраивайся, — неожиданно сказал Рудольф. — Ты хотела, чтобы было как лучше. А если ты чего и не знаешь, так это нормально. Я тоже не родился со знанием всего и всех в голове.
Не родился, да, но в моем возрасте такой глупости не сделал бы. У него были мама и папа, которые его учили и наставляли в этой жизни, а мое воспитание переложили на монахинь из приюта, чтобы ничего не мешало торговле. Я почувствовала, как глаза защипало. Почему-то мне стало ужасно обидно, что меня променяли на ублажение богатеньких инор. И не просто променяли, а напрочь вычеркнули из собственной жизни, как будто меня в ней никогда не было.
— Штеффи, ну что ты? — забеспокоился Рудольф. — Все хорошо. Будет, по крайней мере.
Он накрыл мою руку своей и успокаивающе пожал.
— Да, будет, — ответила я и убрала руку. — Потом когда-нибудь.
Остаток ужина прошел в почти полном молчании. Мне больше ни о чем не хотелось говорить. Рудольф пытался обсуждать другие темы, но мне они сейчас казались неинтересны, а отвечать из вежливости я не привыкла. Вечер затянулся, и хотя все было очень вкусно, есть мне уже не хотелось, и я ждала лишь одного — когда мы отсюда уйдем.
Мы вышли на улицу, Рудольф сразу достал артефакт и протянул его мне.
— А разве не будет достаточно, если я просто не выйду на работу? А еще лучше — уеду куда-нибудь?
— Не лучше, — ответил он. — Во-первых, ты, вне зависимости от своего отношения к данной ситуации, должна предупредить инору Эберхардт, что ты у нее больше не работаешь. Этого требует простая порядочность. А во-вторых, сама говоришь, что денег нет. И куда ты уедешь?
— Да хоть в общежитие при ткацкой фабрике.
Он нахмурился и недовольно на меня посмотрел.
— Штефани, там тебя найдут сразу же. Не веди себя как ребенок. От проблем не убежишь и под одеялом от них не спрячешься.
— А жаль, — тихо сказала я.
— Чего жаль? Что всю жизнь под одеялом не просидишь?
Он хохотнул и все же надел этот мерзкий кулон мне на шею. Я даже особо сопротивляться не стала, было все равно, что будет со мной дальше. Умри я завтра — никто и не вспомнит через несколько дней. Разве что Регина… Да, Регина. Ей я должна помочь, хоть немного, хоть в самом начале. Но с такой кучей проблем какая от меня может быть помощь? Только один вред. Значит, всю эту ситуацию нужно решить до того, как подруга окажется на улице с приютским тюком в руках, не зная, куда податься, кроме как на эту ткацкую фабрику.
— Я могу что-нибудь сделать, чтобы преступник был найден как можно скорее?
— Правильное отношение. Лучше всего, если бы ты продолжала работать в магазине иноры Эберхардт, — заметил Рудольф. — Как будто ничего не случилось…
— Хорошо, я не буду пока увольняться.
— А ты уверена, что ты сможешь ничем себя не выдать?
— Постараюсь не думать о том, что узнала, — ответила я. — Как нанимательница, инора Эберхардт очень приятная и заботливая дама.
— Как нанимательница? — усмехнулся он. — Не хочешь исследование на родство сделать?
— Да, как нанимательница, — твердо сказала я. — И только.
— Ладно, давай я покажу, как активируется.
Следующие несколько минут я с увлечением включала и выключала первый в жизни артефакт, переданный пусть во временное, но зато в личное пользование. Теперь он не казался мне таким уж отвратительным. Не может же быть плохим то, что должно меня защитить? То, что получено от такого замечательного заботливого инора?
— Тебе бы учителя по магии, — заметил Рудольф.
Все это я и сама прекрасно понимала, вот только…
— У меня нет сейчас ни времени, ни денег, — пояснила я.
— Ничего, как разберемся, время появится. Можно попробовать тебе как пострадавшей что-нибудь из казны выбить.
— Пострадавшей? Нет уж, спасибо, — фыркнула я. — Лучше быть без денег, но целой.
— Мы не допустим, чтобы ты пострадала, — уверенно заявил Рудольф. — Установим за тобой круглосуточное наблюдение. Преступник рано или поздно обозначит свои намерения. Конечно, лучше всего его подтолкнуть к активным действиям. О! Сделаем
