поголовье животного мира. С севера вернутся волки, равнины снова заполнят стада бизонов. Рай на земле, будто нас никогда и не было. И что-то древнее во мне, что-то спрятанное глубоко в генетической памяти радуется такому исходу.
«Спаситель. Значит, вот кто я такой?» – спрашивает меня Вош.
Салливан сидит напротив и внимательно наблюдает за мною. Она кажется крошечной в этой униформе с чужого плеча, как ребенок в карнавальном костюме. Странно, что в конце мы оказались вместе. Она меня сразу невзлюбила, а я просто сочла, что нет в ней ничего особенного. Я знала много таких девчонок. Застенчивая, но высокомерная; робкая, но порывистая; наивная, но серьезная; обидчивая, но дерзкая. Чувства для нее важнее реальности, особенно если реальность заключается в том, что ее миссия не имеет смысла.
Моя – безнадежна. Но обе по факту – самоубийство. И обе надо выполнить.
В наушниках трещит голос Боба:
– У нас гости.
– Сколько?
– Мм. Шесть.
– Я иду.
Отстегиваюсь. Салливан тоже встает. По пути к кабине хлопаю ее по плечу: все нормально, мы к этому готовы.
Занимаю место второго пилота. Боб показывает на свой монитор. Вертолеты приближаются.
– Какой приказ, босс? – почти без подначки спрашивает он. – Контакт или уклоняемся? Или хочешь, чтобы я посадил птичку?
– Держим курс. Они выйдут на связь…
– Подожди-ка. Они на связи. – Боб слушает. Теперь я их вижу, прямо по курсу, летят боевым строем. – Ладно, – говорит Боб и поворачивается ко мне. – Угадай с трех раз. Первые два не считаются.
– Приказывают идти на посадку.
– Теперь моя очередь. Твой приказ – набрать высоту. Угадал?
– Не отвечай. Держим курс.
– Ты же понимаешь, что они откроют огонь?
– Просто скажи, когда они окажутся в пределах попадания.
– А, так вот в чем план. Это мы откроем огонь. И собьем все шесть птичек.
– Моя ошибка, Боб. Я хотела сказать: когда мы окажемся в пределах попадания. Какая у нас скорость?
– Сто сорок узлов. А что?
– Удвой.
– Не могу. Максимальная – сто девяносто.
– Значит, доведи до максимума. Курс без изменений.
«А вот и мы. Прямо к вам в глотку».
Мы делаем рывок. Дрожь рябью пробегает по обшивке вертолета, в трюме воет ветер. Спустя две минуты Боб даже не усиленным глазом видит прямо по курсу ведущий вертолет.
– Снова приказывают идти на посадку, – орет он. – В пределах попадания через тридцать секунд!
Между нами появляется голова Салливан.
– Что происходит? – Она видит, что? к нам приближается, и у нее отвисает челюсть.
– Двадцать! – кричит Боб.
– Что – двадцать? – не понимает она.
Они сбавят скорость. Я уверена. Сбавят скорость или разобьют строй, чтобы дать нам пройти. И сбивать нас не будут. Потому что это рискованно.
«Риск – главное», – сказал мне Вош.
Сейчас он уже знает, что ударная команда уничтожена, и знает о посланном за ними вертолете. Констанс не могла этого сделать, а Уокер в плену. Остается только один человек, который сумел бы с этим справиться: его творение.
– Десять секунд!
Я закрываю глаза. Хаб, мой верный товарищ, отключает меня от внешнего мира, и я оказываюсь в пространстве, лишенном звука и света.
«Я иду за тобой, сукин ты сын. Ты хотел создать бесчеловечного человека, и ты его получишь».
IV
