под названием «Суини в лесу». Суини был солдатом, который в битве лишил жизни безоружного священника и от этого сошел с ума. Обезумев, он бросил оружие и в ужасе убежал в лес, где и поселился. Иногда он спускался на землю, чтобы поговорить с другими отшельниками, отведать водного кресса и напиться из ручья – а еще чтобы поделиться историями. Он полностью отказался от всех благ цивилизации и со временем стал частью леса – полуптицей-получеловеком.
По сравнению с судьбой Чарли жизнь Суини гораздо более трагична, но мне понравилась идея, что в Зеленом лесу можно хотя бы на время избавиться от всех земных забот и изменить что-то в себе. Я хотела, чтобы Чарли испытал ту же легкость, что и Суини, освободился от своих печалей и смог принять будущее, от которого отказывался.
Кэтрин Вас
Мир, нарисованный птицами
Однажды утром в фонтане танцевал мужчина. Его переполняло счастье. Он узнал, что скоро станет отцом. Даже когда появились солдаты и потребовали, чтобы он остановился, он продолжал танцевать и брызгать на них водой.
Ночью он пропал из Рио-Секо, и никто его больше не видел.
Его жена понимала, что если закричит, то тоже присоединится к Пропавшим. Она проглотила свой крик, и он вонзился в ребенка, которого она носила. При рождении ее сын кричал, как никто до него.
Его назвали Хьюго, Хьюго Коста. Когда мать впервые обняла его, то почувствовала, как струится под кожей сына глубокая печаль. Волосы Хьюго привели ее в замешательство. Они были алыми, словно на его голове полыхало пламя. Женщина нарисовала портрет мужа, свернулась возле него калачиком и умерла от горя.
Музыкант взял маленького Хьюго на воспитание и научил играть на скрипке. Всякий, слыша, как играет мальчик, вздыхал:
– Его музыка прекрасна, но печальна до слез.
Когда Хьюго исполнилось восемнадцать, он пришел к особняку Генерала и начал играть «Оду к радости», которую было запрещено исполнять. Музыкант, заменивший ему родителей, хотел остановить Хьюго, но отступил, восхищенный его храбростью.
Хьюго играл в память о людях, которые раскрашивали дома в пурпурный и желтый, а на следующую ночь пропадали.
Хьюго играл в память о людях, которые в стихах выражали протест против Генерала, а потом тоже становились Пропавшими.
Хьюго играл в память о Садовнике, который посмел вырастить цветы и тем нарушил закон (цветы были спрятаны за высокой оградой его дома, но вскоре стали такими пышными, что солдаты заметили вызывающе-алые бутоны). Ходили слухи, что он успел сбежать до того, как его увели в лагерь для задержанных на той стороне леса. На самом деле лагерем называлась тюрьма для тех, кто не угодил Генералу.
Лючия дель Мар вышла на балкон. Она никогда не слышала музыки столь восхитительной и столь опасной. В городе были запрещены яркие краски, но волосы скрипача сравнились бы по цвету с алой розой, а закатное солнце расписало его кожу чистым золотом. Лючия заплакала. Она вспомнила день, когда осталась одна: ее родителей наказали за поцелуй на публике, а саму Лючию, благодаря таланту к плетению кружев, забрали в дом Генерала. (Много лет назад было решено, что кружева слишком прекрасны, и это занятие запретили – однако Жена Генерала питала к ним слабость.)
Из зеленых глаз Лючии покатились слезы. Их изумрудный поток низвергался с балкона и тек в сторону Хьюго, разливаясь у его ног. И из его синих глаз побежали лазурные слезы, смешиваясь с изумрудной рекой. Таким было их первое прикосновение друг к другу. И они улыбнулись, потому что прежде скучный пейзаж был теперь раскрашен зеленым и голубым.
Хьюго не мог оторвать глаз от Лючии. Он знал, что его изгонят или убьют, но не дадут возможности любить. Но еще он знал другое: когда муравьи будут танцевать на его скелете, они станут маленькими черными нотами на ксилофоне костей, и музыка будет звучать даже после смерти, провозглашая – радость! Радость! Радость!
До Лючии дошли слухи, что Генерал решил простить Хьюго, если тот станет его личным музыкантом и разучит военные марши (чудовищно неверное использование скрипки).
Его заперли в особняке Генерала. Когда же Музыкант выступил против заточения воспитанника, его прогнали прочь.
Музыка Хьюго резонировала с чем-то внутри Лючии. Ее нервы были натянуты, словно скрипичные струны, и тихо, мелко дрожали. Блеск ее длинных черных волос напоминал сияние, которое сохраняет жемчужина, даже вынутая из моря. У Лючии были большие ступни и привычка фальшиво насвистывать, но за эти мелочи ее и хотелось любить. Перед богиней можно преклонить колени на мгновение, но только любовь к настоящему человеку вечна.
– Я влюблена, – произнесла она вслух. И ветер донес эти слова до пленника – любовь витала в воздухе.
Когда она проснулась утром, ее первым словом было: «Хьюго». И звуки его имени стали провозглашением ее любви.
