– Ты мне тоже, – ответила я, вытирая лицо тыльной стороной ладони.
– Клевая майка. Надевай ее почаще.
Обычная майка. Лучше бы ему нравилась я, а не моя одежда.
– Только без лифчика, – не унимался Боб. – Если будешь носить обтягивающую одежду, парни станут обращать на тебя больше внимания.
Все ясно, он успел закинуться экстази. Конечно, я ему нравлюсь. Ему сейчас
– Привет тебе, Элизабет, королева английская, – сказал кто-то справа от меня.
Новенькая.
– Не-а, – промычал Боб. – Ее зовут Таб.
Новенькая покачала головой. В полумраке площадки она еще больше напоминала темноглазую лань. Полоса сверкающих камушков на ее щеке переливалась, будто дорожка от слез. Подсвеченные факелами волосы делали голову похожей на маленькую луну. Она была одета в черную футболку с блестящей змейкой.
– Не может быть, чтобы тебя звали Таб. Как тебя зовут на самом деле? – спросила она, не глядя на Боба.
– Табета.
– Отлично! Королева Таб сбежала из дворца на вечеринку в пустыне!
– Так, я смотрю, кто-то переборщил с экстази. – Я повернулась, чтобы уйти, и снова поднесла к губам стакан с пивом. Мысленно я кричала Бобу: «Иди за мной!» Но вместо него пошла Новенькая, а Боб едва поплелся следом.
– Никаких экстази, я эту дрянь не употребляю. Слишком стыдно потом, – сказала Новенькая. – Из-за них я говорю людям, которых терпеть не могу, что они милые и чудесные.
Мои мысли, один в один. Только ей об этом знать необязательно.
– А тебя, черт возьми, как зовут? – спросила я.
– Элис. Женское воплощение Висельника из Таро. Упала в кроличью нору жизни в опасном стремлении к самопознанию.
Я открыла рот и уже хотела сказать ей, чтобы проваливала, – как вдруг поняла, что Новенькая озвучила мысли, которые я бы никогда не решилась произнести вслух.
– Тебя правда зовут Элис?
– Ага. А тебя правда Табета?
– Да.
– Что ж, теперь мы знаем истинные имена друг друга. И тебе известно, что это значит.
Так и есть. Боже, никто в городе понятия об этом не имеет, но я знаю. Сколько лет я читала странные книги – и все ради этого момента.
И тогда Боб сказал:
– Что-то я вас совсем не понимаю. Никто не хочет сделать мне минет?
Не знаю, о чем я собиралась заговорить до или после того, как Боб все испортил, но мне вдруг стало страшно. Нет, меня охватил дикий ужас, как будто я едва увернулась от мчавшейся на полной скорости машины. Не помню, что я ответила; одним глотком допив пиво, я направилась в центр круга – туда, где было темнее всего.
Но и это не помогло. Если мне что-то подсыпали в стакан, то к тому времени оно, должно быть, как раз начало действовать. Ощущение безопасности развеялось, словно дым. Все вокруг таращились на меня и ждали, когда я сделаю что-то не так. Но что я должна была сделать? Как бы ни грохотала музыка, каждый мой шаг отдавался еще громче. Стоило мне двинуться, и я кого-то задевала. Я перестала быть частью слаженного механизма. Самое темное место перестало быть надежным укрытием. В голове билась только одна мысль: бежать.
Я протолкалась через танцующую толпу, выскочила из кольца факелов и побрела прочь, спотыкаясь о камни и пучки сухой травы. Через пару минут мои глаза привыкли к свету звезд – насколько это было возможно.
Все пошло не так, как я рассчитывала. Боб не поцелует меня в лучах рассветного солнца. Для него я была доступной девчонкой в залитой пивом майке, которая могла отсосать ему, потому что другие парни на нее даже не смотрят. И Новенькая Элис все видела.
Мои скорбные размышления прервала нора в земле, куда я угодила ногой и подвернула лодыжку. Вселенная словно намекала мне: «Девочка, очнись». Я села и разревелась, как дура.
Пора было возвращаться на рейв. И снова быть тем, кем всегда: слишком толстокожей, чтобы обижаться, слишком
