министерства. Элита! Сливки общества. Что ж тогда про народ, про массы, – усмехнулся он, – про движущую силу истории говорить? Про великий русский народ?
Гринева вдруг ожила, улыбнулась, будто расцвела.
– А-а, вот оно что…
Она медленно откинулась в кресле, мерно закачался маятник хищного сапога.
– Милый мальчик, – сахарным тоном произнесла она, – раньше надо было думать. Раньше. Ты, я вижу, растерялся, бедненький. Сдуру захватил власть, а что с ней делать…
Она развела руками.
– А что с ней делать, и не знаешь… – усмехнулась она. – Думаешь, мамочка подскажет? Выручит, да? Думаешь, у меня чертежи построения государства российского в лифчике спрятаны? Карты-схемы за голенищем сапога?
Я видел, как Сильвио сжал кулак. Гринева рывком поднялась из кресла; на своих высоченных каблуках она оказалась одного роста с Сильвио.
– Ты думаешь, мне власть нужна? – с пугающим спокойствием спросила она. – Быть мартышкой на троне, как Тихий был? Мразь! Гори он в аду, сучье семя!
Она сплюнула на ковер. Очевидно, ей тоже не очень нравился покойный.
– Ты спрашиваешь, где герои? – Она подалась вперед, Сильвио от неожиданности отпрянул. – Где люди, способные на поступок? Где настоящие мужики? С настоящими яйцами?
Она гадко засмеялась.
– Нету! Вывелись! Тихий всех и вывел… Да, ничтожество, да слизняк! А ведь удалось! Получилось!
Она звонко хлопнула в ладоши.
– Впрочем, никто особо и не сопротивлялся. Каждый урвал себе кусок пожирней, да с ним и в нору – буду тихо сидеть, авось не тронут. Бог не выдаст, свинья не съест! Еще как съест! Страх и глупость – даже не знаю, что гнуснее. Трусость, наверное… Он так всех по одному и передушил, кого здесь, кого там: Гошу Высоковского, Зураба, Макса Гусева, Мишку Лифшица… Господи, господи, сколько же трупов… Вся жизнь, как сказка Гофмана. Я Тихого так и окрестила поначалу – Крошка Цахес.
Она замолчала, потом продолжила тихим мрачным голосом:
– Я тоже поначалу думала: не тронет. За что меня? Какой смысл, какая логика? А потом поняла: не в логике дело. Это процесс, как в сказках: в конкретный день, на конкретную гору приводили одного жителя деревни, прилетал дракон, пожирал жертву и улетал. До следующего раза по расписанию. Все по расписанию: запланированные заклания олигархов, запланированные судилища над врагами Отчизны, запланированные войны-войнушки – все для поддержания патриотического духа.
Она перевела дух и почти крикнула:
– Мы в кольце врагов, победа или смерть, если враг не сдается… У этой инфузории даже лозунги все были ворованные!
Я слушал и рассматривал ковер. Неожиданно орнаментальные лопухи сложились в хищно оскаленную морду.
– Так что я гадину эту раздавила, считай, из трусости. – Она устало опустилась в кресло. – А что касается страны и, прости господи, народа… – Она уныло покачала головой. – Народа… Да и нет никакого народа… Так, людишки разные. Не может существовать государства, идеология которого основана на ненависти. Не может! И не должно.
– Так, значит, не было плана… – не то спросил, не то подтвердил Сильвио. – Не было.
– А что, бунтуют уже? – устало проговорила Гринева, чуть язвительно. – Чернь восстала? Ужель грядет бессмысленный и беспощадный?
– Помилуйте, Анна Кирилловна! Да у вас мания величия! Я вас, безусловно, уважаю, но неужто вы думаете, что из-за вас народ выйдет на улицы? Бунтовать? – Сильвио развел руками. – Увы! И потом, вы меня извините, но в вопросах о тонкостях русской души я все-таки отдаю предпочтение Федору Михайловичу. При всей моей любви к Александру Сергеевичу. Как там…
Сильвио потер подбородок, пытаясь вспомнить.
– Ну как там? – Он повернулся ко мне, прищелкнул пальцами. – Во всякое переходное время подымается эта сволочь, которая есть в каждом обществе… Как там дальше, ты ж помнишь, Незлобин.
Разумеется, я помнил. Я использовал эту цитату в качестве эпиграфа к своему реферату «Анатомия русской смуты: социологический портрет».
– …эта сволочь, которая есть в каждом обществе, и не только безо всякой цели, но даже не имея и признака мысли, а лишь выражая собою беспокойство и нетерпение. Между тем эта сволочь, сама не зная того, почти всегда подпадает под команду той малой кучки «передовых», которые действуют с определенною целью, и та направляет весь этот сор куда ей угодно, если только
