мерзко теплого от чьей-то ладони. Машинист выжимал на всю железку, казалось, он тоже побаивался, что нас догонят те, со станции. Стальной перестук слился в могучий утробный гул, от вибрации пола зудели пятки; мы уже неслись, почти не касаясь рельсов – такое ощущение по крайней мере было у меня. Впрочем, похоже, не только у меня – Зина намертво вцепилась мне в руку, ее ногти все сильнее и сильнее впивались в мою ладонь. Прижав ее плотней, я зачем-то поцеловал ее в макушку, в черный монашеский платок.
Неожиданно поезд начал тормозить. Хрипло завизжала сталь, точно точили гигантскую саблю. Пассажиров кинуло вперед. Народ испуганно заохал, кто-то во весь голос коротко выматерился. Потом наступила жутковатая тишина. За окном чернел туннель в толстых щупальцах пыльных проводов. Люди начали перешептываться. Некий балагур, непременный персонаж любой группы людей, строгим баритоном произнес:
– Поезд дальше не пойдет. Просьба освободить вагоны!
Никто не засмеялся. Ожили динамики, раздался хруст, словно кто-то мял яичную скорлупу у микрофона. Машинист кхекнул и хмуро произнес:
– Поезд возобновит движение через несколько минут. Ждем сигнала.
Он прокашлялся и выключил трансляцию. Снова стало тихо. Было что-то необъяснимо гнетущее в этой тишине: люди молчали, казалось, старались не дышать, точно малые дети, что прячутся под кроватью от Бабы-яги. Впрочем, я сам был не лучше. Беззвучно сделав глубокий вдох, я прикрыл глаза и начал медленно считать от ста в обратном порядке.
Минуты через три в вагоне снова возник голос машиниста:
– Ждем зеленого сигнала. Прошу всех пассажиров сохранять спокойствие. Поезд возобновит движение, как только…
Внезапно трансляция оборвалась. И тут же, буквально через секунду, лампы в вагоне нервно заморгали и погасли. Стало темно, абсолютно темно. В этой кромешной черноте какая-то женщина рядом скорбно выдохнула:
– Приехали…
Зина притянула меня, испуганно прошептала в самое ухо:
– Мне кажется… я задыхаюсь.
– Дыши. – Я взял ее за плечи, постарался локтями отодвинуть стоявших рядом. – Глубже дыши.
В другом конце вагона мужской голос нервно потребовал:
– Ну не напирайте же вы в конце концов, честное слово! Напирает и напирает!
Кто-то крикнул:
– Тут женщине плохо!
– Господи! – заорал кто-то. – Ну сделайте что-нибудь! Она ж падает!
Поднялся гвалт, казалось, что орут все, причем все одновременно.
– Ах ты, сука! – Я услышал звон хорошей оплеухи. Вокруг меня матерились, визжали. – Отпусти меня, гад! – истошно вопил сиплый фальцет справа.
Толпа заходила, кто-то лягнул меня в голень. Я сгорбился, прижав Зину, выставил локти, пытаясь ее защитить. Там и сям включились сизые экраны мобильников, тусклые, как могильные огни, они не освещали ничего.
– Сигнал пропал! – истерично крикнул кто-то. – Был, а теперь нету!
Странным образом эта новость тут же остановила драку. Возня прекратилась, по толпе тревожно зашелестело – и у меня нет, и у меня, у меня тоже нет.
– Ты слышишь? – испуганно прошептала Зина.
– Что?
– Пол…
Я не услышал, я почувствовал. Пол едва уловимо вибрировал.
– Что это? – прошептала она.
Я рассеянно пожал плечами, вспомнив про темноту, буркнул что-то неопределенное. Решил не говорить, что мне это напоминает приближающийся поезд. Вибрация определенно усилилась, мужик рядом испуганно спросил:
– Что там зудит? Вы слышите?
– Где? Что? – раздалось со всех сторон. – Что?
Среди гомона кто-то ясно произнес слово «поезд» – и тут же все подхватили и затараторили: это поезд, поезд, другой поезд, с той станции поезд…
– Он нас не увидит! У нас же огней нет! Там, сзади, красные…
