Быков выскочил на дорогу и припустил за машиной. Та не гнала, и вскоре он вцепился обеими руками в задний борт.
Поднапрягся, вытянул себя наверх и перескочил в кузов.
Там, покачиваясь на тюках с нестиранным бельем, задумчиво лежал немец в пилотке и с ромашкой в зубах.
Увидав русского, он цветок выронил, а больше ничего и не поспевал.
– Аллес, аллес, – пролепетал он, – Гитлер капут!
Быков молча упал на колени рядом с ним и вцепился пальцами в хилую шейку.
Возможно, на этом солдатике и нет крови, но он носит форму вермахта. Стало быть, враг.
Немец обмяк, и Григорий размял пальцы, после чего завалил труп тюками. Порядок…
Орднунг юбер аллес.
Подвывая мотором, «Бюссинг» вынырнул из леса, сворачивая на широкую просеку.
Потом и она осталась за спиной – обширное травянистое пространство раскинулось вокруг.
Грузовик прибавил скорости и покатил на восток, слегка забирая к северу – в той стороне снова тянулась зубчатая полоса леса.
Над ним кружила пара самолетов. Аэродром.
Не сказав спасибо, Быков спрыгнул в укромном месте и юркнул в чащу.
Сначала – разведка.
К летному полю он вышел где-то около полудня, если не позже. Лесок оказался почище иной штурмполосы – коряги, овраги, болотца, бурелом…
Вблизи самого аэродрома деревья были выпилены, оставляя широкую полосу, которую засветло не пересечешь – часовые с вышек мигом засекут.
Дальше тянулась ограда, затканная колючей проволокой, за ней стояли приземистые склады, бараки для обслуги и пилотов.
В широкие просветы между дощатыми зданиями проглядывали самолеты.
Быкову были видны два «фоккера», и еще нос бомбовоза просматривался, «Хейнкеля-111».
Ну, с «Фокке-Вульфом» он, скорее всего, справится. Лишь бы тот заправленным стоял.
Все самолеты более-менее одинаковы. Немецкие даже удобнее – в кабинах все продуманно, все сделано для того, чтобы облегчить жизнь не конструктору, а пилоту.
Но здесь не лучшее место для просачивания на ту сторону – вышка больно уж близко. А если на ней еще и прожектор имеется…
«Будем искать!»
Прячась за деревьями и кустами, Григорий прошел метров сто, огибая аэродром.
А вот тут, кажется, подходяще.
На месте вышки виднелась глубокая воронка от бомбы, обрывки проволоки скручивались по сторонам, словно распахивая колючие объятия.
Милости просим, камрад!
Быков тихонько удалился в лесок, забился под колючие лапы единственной елки и притих.
Закрыл глаза, принуждая себя успокоиться.
Надо дождаться, пока стемнеет…
Светало рано, но и темнело тоже быстро.
Едва солнце кануло за горизонт, все вокруг объял сумрак, утопил мир в густой сапфировой синеве.
На аэродроме вспыхивали и гасли прожектора, ревели моторы.
Именно сейчас, с подходом ночи, жизнь за колючей проволокой забурлила.
Надо полагать, отсюда взлетали «Хейнкели» и «Юнкерсы», что бомбили Ярославль и Горький.
Из леса Быков выполз и медленно приблизился к воронке.
Орднунг – орднунгом, а колючую проволоку так и не натянули по новой.
Ну, нам же лучше…
Измазавшись в траве и глине, Григорий выбрался к складу, представлявшему собой большой навес над бочками с горючим.
Его охранял пулеметчик, засевший за мешками с песком, а по натоптанной тропе бродил дозорный с карабином на плече.
Туда и обратно, туда и обратно. Ходит, как заведенный.
Дождавшись, пока часовой повернется к нему спиной, направляясь «туда», Быков на цыпочках прошел к бараку, пахнувшему
