Спас их, наверное, пилотский инстинкт Григория – сажал он «Шторьх» чуть ли не на подсознании.
Лишь только зашуршала земля под колесами, Быков нежненько принял ручку управления на себя, чисто механически вырулил, затормозил…
Опять было много света, как на том, на немецком аэродроме. Мелькали какие-то тени, звучали голоса…
Распахнулась дверца, и Григорий буквально вывалился наружу, уже не зрением, а кожей осязая ловившие его руки.
«И бысть тьма…»
Сообщение Совинформбюро за 15 июля 1943 года:
Глава 14 Первая звезда
Быков не помнил, что было после посадки.
Все накатывало и отходило – не разберешь, то ли сон, то ли явь.
Иногда он выплывал из разлива немощи, наблюдал за деловитой суетой медсестричек и сурового военврача и снова тонул, не в силах слова вымолвить.
Но молодой, крепкий организм брал свое – Григорий пошел на поправку.
«Если бы из меня столько кровищи вылилось на «Граче», – подумал он, – то похоронили бы, что осталось, а так…»
И лишь теперь, уловив связную мысль, Быков понял, что сохранил зыбкое равновесие и не свалился в мир иной.
Григорий разлепил глаза, увидел белый потолок.
По нему бежала извилистая трещина, кое-где оголявшая доски.
Наверное, бомбежки расшатали дом.
Дом? Скорее, госпиталь…
Быков повернул голову, ощущая подушку, и оглядел, как мог, маленькую палату.
У противоположной стены стояла еще одна койка, пустая, застеленная одеялом, а в узкие окна лился свет, пригашенный плотными зелеными шторами.
Форточка была открыта, и задувавший ветерок колыхал штору, отчего кольца на гардине тихонько позвякивали.
Неподалеку, на венском стуле, сидела пожилая медсестра.
Она вязала носок и, смешно шевеля губами, считала петли.
Отняв руку от спиц, чтобы поправить очки, медсестра заметила пробуждение Быкова.
Охнув, она живо отложила вязанье и поспешила прочь из палаты, переваливаясь на ходу и шаркая тапками.
«Благую весть понесла…»
Вскоре из коридора донеслись голоса и торопливые шаги.