люди не жгут, не бросают. Их усталая плоть находит упокоение в развильях веток старых женщин-берез.
В Месяце белых ночей в долину летят с гор веселые звуки громкоговорящего бубна высокого неба – праздничного табыка, шитого из восьми лошадиных шкур. Народ приходит на Тусулгэ славить прародителя своего Дэсегея и вершину Нового года – Новой весны. Восход солнца заглядывает в чороны, полные белопенного кумыса, и мир богов сближается с человеческим миром. Внимая молитвам жрецов, светлые боги укрепляют Сюр Срединной земли, издержанное за зиму теплое дыхание жизни, а круг солнечного осуохая задает почин следующему витку благословенных времен. Совсем другой, пятикожный табык, с размеренными гулкими звуками, призывает людей Элен на летний сход. Народ аймаков собирается на ближней к Тусулгэ поляне Сугла?н, старинном месте собраний, решать вместе важные общинные дела. Тут середина поляны приподнята – каждый ряд-круг схода хорошо видит и слышит тех, кому есть что сказать. Коновязи стоят поодаль столбовым леском.
В морозы оповещающие стучат в зимний табык из десяти шкур четырехтравных быков. Его звуки похожи на придонный подземный треск и шум в конце осеннего Коровьего месяца, когда черти справляют в Нижнем мире наступление своего Нового года и готовятся выпустить из стойла Мерзлого моря страшного Быка Мороза. Но в холода Большие сходы редки, и эленцы собираются не на Суглане, а во вместительной Двенадцатистолбовой юрте заставы.
По стылым выям коновязей, как по холкам проснувшихся коней, пробежала тонкая дрожь. Встрепенулись и вопросительно загудели в их округлых телах разбуженные души. Крупный мужчина с породистым лицом, с достоинством несущий в себе две двадцатки и еще тринадцать весен, в раздумье въехал на поляну верхом на верном буланом. Старейшина долины Силис, он же старшина аймака Горячий Ручей и предводитель схода, объезжал всхолмленный круг Суглана.
Нетороплив, взвешен истинный нрав людей саха. Чем неспешнее путь, тем жизнь дольше и основательнее. Силис считался признанным мастером по строительному и всякому плотницкому делу. Был спокойным человеком, не вспугнул за свою жизнь и лежачей коровы. Не любил лихорадочных рывков, трудился медленно, но с расчетом и толком, поэтому всегда заканчивал работу к назначенному времени. Семья Силиса ни в чем не нуждалась, однако он сам и его дети не привыкли к излишествам, одевались просто и ели скромно.
Много чего было построено в Элен волею усердного старейшины. Два мощных моста на срубах с поперечным настилом, со скосами для отвода льда, сблизили расстояния между аймаками. Три дороги с боковыми насыпями облегчили проход к заставе. Перед Полем Скорби взамен изветшавшей крепости встала новая двухрядная, с многослойными воротами из листвяка и кедра. Нанятые в одно лето подростки туго набили зазоры между рублеными стенами землею и камнем. Новые сторожевые башенки-вежи для наблюдения за долиной воздвигли сами воины.
Суды старейшина вершил справедливо и сурово, по древнему правилу: есть у скота загон – хорошо, есть у людей закон – хорошо. Льстецы опасались хвалить Силиса в лицо, а известным любителям поносить человека заглазно и в голову не приходило злопыхать об управлении старейшины. Требовательный ко всем, а в первую очередь к себе, он строго придерживался собственных установок. Постоянное поддержание чистоты мыслей, чувств и тела, по его мнению, увеличивали достоинство человека-мужчины. Как опытный правитель, Силис был уверен: если не соблюдать порядка в себе, своей семье, в Малом и Большом сходах, из тела быстро уйдет здоровье, из семьи – теплота друг к другу, а старшины станут корыстными и прекратят думать об общем благе. Тогда народ откажется следовать указам, забудет заветы предков, и равновесие жизни пошатнется.
Многословием Силис не отличался, считая его обителью ошибок. Предпочитал послушать других, а если изрекал свое мнение, то как бы невзначай либо по долгу. Высказывался метко и коротко, подтверждая пословицу: «Доброму коню достаточно одного понукания, у доброго человека одно слово». Лишь с малышами, собственными и чужими, любил побеседовать. Случалось, забывался, играя и возясь с ними в ущерб своему плотно сбитому рабочему времени. В трепет и умиление приводило Силиса детство, смотрящее на все пытливыми глазенками, распахнутыми в пересечения миров до шестого вёсного витка. Жаль, что ребенок теряет открытость вместе с молочными зубами, словно прозрачное окошко закрывается в нем, заставляя забыть язык духов, птиц и зверья… Старейшина полагал, что смысл жизни каждого взрослого – лелеять и направлять Круги вечного человеческого обновления, устремленного в даль грядущих времен.
У самого Силиса было десять детей и девять внуков. Две весны назад родился правнук – обзавелась внучком старшая дочь, что жила в другом аймаке. А младшим сыновьям Силиса, двойнятам Чиргэ?лу и Чэбди?ку, нынче тоже исполнилось по две весны. У многих немолодых состоятельных мужчин, способных содержать большую семью, рождались дети от младших жен. Но Силис, который при своем трудолюбии и достатке мог заиметь хоть семь баджей, жил с единственной женщиной с юных бесхитростных весен и не помнил себя холостым. Ему казалось, Эдэ?ринка для него появилась на свет, а их души ощущали себя одним целым, когда они еще спали в материнских чревах. Силис и Эдэринка были ровесниками.
О них вечно судачили кумушки. Мясом не корми, а дай посплетничать о долгоиграющей бабьей силе Эдэринки, чье лоно все еще
