ей-то точно выпадет лучшая доля из промысловых запасов Бай-Байаная.
Но напрасно охотники переходили от одной протоки к другой. Везде ожидало все то же. Олени ускользали за день-два до их приближения. Бо?льшим числом вообще откочевали в нехоженые земли. Всего-то с десяток удалось настрелять. Стыд, не ватажная добыча – пришлось порешить важенок с оленятами.
Раз нашли покинутую лежку лесного деда. После самого засекли издали, лениво обирающего с боярышника переспелые гроздья ягод. Косолапый подметил, ломанулся сквозь кусты, только черные пятки сверкнули. Ни одна стрела не достала. Скатился мохнатым колобом с крутого увала в туче пыли и сыпуна, дальше опрометью помчался. Не стали догонять, коней пожалели. Живи до весенних метелей, старик! Тогда, может, разбудят тебя в теплой берлоге. Жаль только, прогорклый сонливый пот разольется в твоем похудевшем теле. Попортит мясо, отдающее пока что сладким маслом кедровых орешков…
Ну, было в добыче несколько нежных косулек, маломясных кабарог, две рыси на шкуры. Были волки-переярки, не успевшие присоединиться к стае. Да что считать? Не тороват оказался в этот раз покровитель охотников Бай-Байанай. Не отворил широко лесные ворота, сколько воины ни били оземь челом, мазанные заговорным маслом стараниями жрецов. Пренебрег хозяин тайги поднесенным через костер угощением – кусками жирного кобыльего мяса. Не захотел заметить протянутой меж деревьями жертвенной веревки с крохотными охотничьими снастями и пухом черного дятла-желны.
А ведь ботуры все, казалось бы, делали правильно. Протерли железо салом с еловой живицей. Выколотили одежду в лесу, выветрили сторонние запахи. Двигались вкрадчиво, уподобившись сами зверям. Разговаривали на бережном охотничьем языке, не понятном непосвященному. Попробуй пойми, что тебе велят взять топор, нарубить дров и разжечь костер, когда вместо этого говорят: «Открой клюв, постучи по твердому, добудь красное…» Не помогло.
Не нарушил ли Хорсун, ослушник жрецов, непорочность доверчивых дебрей? Ведь стоит непустой женщине пройти мимо самострела, нацеленного на лису или глухаря, – выкидывай снасть, неизбежно будет промахиваться. А тут сам багалык переступил через дозволенное. Уехал от жены, должной вот-вот опростаться. Духи, поди-ка, радостно потирали ручки, норовящие кого-нибудь проучить. Им, духам, что, им голода зимой не превозмогать.
За спиной Хорсуну мерещились кривые ухмылки и ропот. Потом, к обратной дороге, словно подслушав виноватые мысли багалыка, отрядный старшой Быгдай сказал:
– Хозяину леса времени на нас недостало. Спешил подготовиться к буре. Вот и лесной дед не зря бросил сухую лежку под соснами, к болотам пошел. Низинам-то в буре легче. Видать, хозяин дал старику знак о буреломе…
Так и было. Менял облик Бай-Байанай, оборачивался всякой шерстистой, хвостатой, пернатой тварью – упредить о напасти свой большой и малый таежный народ. Ведь каким бы ни был хозяин-дух исполином, но и ему заказано спорить с ветрами, и ему не объять защитой весь охраняемый лес.
Подошло время объединиться и отправляться домой. Остальным тоже не улыбнулось прижимистое нынче охотничье счастье. Пустились домой почти порожняком, да перед самым возвратом удалось выследить знатное стадо горбоносых. Больше двадцатки голов! Небывалая удача встретить вместе такую кучу лосей. Обычно под надзором вожака шастает не больше четырех-пяти коров с приплодом. А тут повезло.
…Вроде бы. Но над нагрянувшей напоследок удачей витало предвестье чего-то такого… страшного, грозного, о чем не хотелось думать.
Оставив коней за озером, безмолвная дружина перемещалась скользом, исполняя прилежный схорон. Звуков между тем все равно производила много. Невозможно сразу всему войску шагу без шума ступить. А звериная чуткость искушеннее человечьей настолько, насколько лезвие ножа тоньше его же спинки. Поэтому за лосями тронулись вдевятером самые опытные и осторожные охотники.
Пока подбирались перебежками и ползком, на вожака стада, откуда ни возьмись, напал чужой самец. Немедля поднялись жуткий рев и треск, словно кто-то громадный в исступлении ломал о колено целые деревья. Безрогие самки с недоростками в страхе скучились в трепещущий гурт и тоже замычали, оттого-то и не заметили ботуров, подступивших из-за соседней скалы.
Багалык не поверил глазам: никогда не доводилось ему встречать такого темношерстного и такого величественного быка, каким был пришлый. Высотою в холке почти в два человеческих роста! Но не только это потрясло, привело в оторопь видавших виды охотников. Вместо обычных лопатообразных рогов на голове зверя остриями вперед торчали два длинных, отменно отточенных рога!
Лось-убивец… Хорсун когда-то раньше слыхал о рождении пряморогих. Всего раз в смене девяти человеческих колен появляется один подобный на всю тайгу. Его боятся другие телята, ненавидят взрослые, чурается даже мать. Уродца изгоняют рано, лишь чуть подрастут злые рога. Он редко выживает в одиночестве. Но случись ему выжить – держитесь, родимые! Бойтесь, стада, косяки и
