– Ой-ей, бедненький ребеночек Кэнгисы! Тоже, верно, отравился и помер с ней вместе.
Лахса оглянулась, хотя женщины были в юрте одни, и жарко запыхтела:
– Кэнгиса-то с Никсиком – родные по крови, ростки одного отца!
– Что ты! – ахнула Урана. – Поди, неправда!
– Правда-правда, люди зря говорить не станут. Вот какой грех! Может, и вовсе они не отравились, а боги разгневались на них и вздумали наказать!
Довольная сказанным, кормилица отняла у девочки грудь – хватит пока. Илинэ поискала пропавшую еду, повертела головой, кривя ротик. Прижала кулачки к подбородку и серьезно, даже как-то задумчиво повела сизовато-черными глазами по склонившимся над ней лицам.
– Хорошая моя, славная! – залопотала размягченная Лахса. Вместе с молоком дитя вытянуло из женщины первую каплю любви. – Кудрявая, личиком светлая… Крупная, будто месяц назад уродилась.
Урана с тоскующим сердцем погладила младенческий локоток:
– Можно, маслицем оботру?
Лахса снисходительно пожала пухлым плечом:
– Обтирай, что спрашиваешь. Только до кормления надо было.
– Я легонько…
Пока Урана, обмирая от счастья, осторожно втирала свежее масло в нежные складочки, Лахса все болтала. Смакуя главные события, всякий слушок преувеличивала, ко всякой сплетне свое добавляла. Вволю напилась горячего взвару с сушеными ягодами шиповника, вдосталь наелась лепешек из карасевой икры. И ни разу рот не закрыла. Словно ела запасным, а другим свободно продолжал тараторить.
Хозяйка утомилась от непрерывного празднословия. Начала было зевать и встрепенулась, опомнившись. Лахса едва не усыпила ее. Сидит и сидит как привязанная! А дома семья ждет, Атын-сыночек. Да и младшему Лахсы, горбатенькому Дьолло?ху, единственному из восьми ее детей болезному калеке, всего пять весен нынче исполнилось. От недогляда и растет горб у мальчонки. Сказывали, вывалился из люльки в младенцах, спинку зашиб… Надо скорее отправить шалопутную няньку домой.
– Кто за малышами сейчас присматривает? – грубовато спросила Урана, теряя терпение.
– Манихай, супруг мой, кому еще-то смотреть, – не моргнув глазом соврала Лахса. Но очухалась, стала собираться.
Ежедневная работа мужа Лахсы сводилась к гулянью по гостям, а дома к лежанию на боку. Люди с усмешкой говорили о его праздничной страсти: «Приходит с первым приходящим, уходит с последним уходящим».
– Никсик-то куда, интересно, пропал? – подняла голову нянька, укутывая маленькую в подаренное хозяйкой оленье одеяльце собаки Радость-Мичила. – И этот отшельник, Сордонг? Дочка Кэнгисы говорила вроде, что в аймаке видала его с незнакомцем. Верно я поняла? Ну и загадок нынче! А отшельника нашли?
– Жрец не сказал. – Урана забеспокоилась и так сильно сжала кочергу, которой ворошила угли в очаге, что костяшки пальцев побелели.
– Наверное, тоже скончался, – предположила Лахса. – Уж кто на свете нагрешил, так это он, лживый, опасный шаман, почти что чертяка! Слыханное ли дело – жить совсем одному. И где! У Диринга, битком набитого водяными и ящерицами, продернутыми в кольчугу! Манихай баял, будто водится там бесовская рыба с башкой, как целая юрта. Раньше на берегу Диринга валялась огромная раскрытая челюсть с двойными клыками. В нее свободно мог въехать всадник на самом высоком коне!
– Куда же она потом девалась?
– Сказывают, держит вместо столбов землянку Сордонга! – прошептала Лахса, раскрасневшись от нового увлекательного витка беседы.
Хозяйка отвернулась, отошла к левой спальной лавке, где поскуливал Радость-Мичил. Сказала оттуда суховато:
– Нет там никакой челюсти, выдумки все.
– А ты откуда знаешь? – сощурилась Лахса. – Была у него, что ли?
– Знаю – и все, – отрезала Урана. Напомнила, исключая вопросы: – Так не забудь про имя шагающего… К вечеру пришлешь свою старшую за молоком и сливками. Ступай же. Устала я от разговоров.
Дверь за кормилицей закрылась чуть громче, чем дозволяют приличия. За окном донеслось:
– То зовут, то гонят, помыкают как хотят! Одного за другим детишек садят на шею, будто собственных мало! Сами жируют- отдыхают, а ты пластайся, расходуй себя задаром в дряхлой юрте, что вот-вот всех нас придавит!
Женщина саха, пока дойдет от лежанки до камелька, успевает продумать девять мелких и больших
