вернуть ее домой, если он сможет добраться до Паранора и пройти через портал, созданный зельем под названием жидкая ночь.
Если. Это слово было повсюду. Оно нависало над ним непроницаемой стеной.
Что же он должен делать?
Он подождал еще немного, надеясь, что дерево попытается связаться с ним, что оно возьмет на себя инициативу и покажет ему способ, которым он сможет с ним разговаривать. Но простояв перед ним, как ему казалось, бесконечность, он потерял эту надежду. Попытка наладить общение должна исходить от него. Ведь просителем был он - именно он должен найти способ достучаться до этого дерева.
Он ведь общался с эриадами, просто разговаривая вслух. Сработает ли то же самое с тейнквилом?
- Меня зовут Пендеррин Омсфорд,- сказал он.- Можешь ли ты понять, что я говорю?
Он почувствовал себя глупо, говоря таким образом, и как только слова слетели с его губ, он понял, что не будет никакого ответа. Тейнквил отличался от эриад. Он должен был отыскать другой способ разговаривать с ним.
Он подошел к дереву и приложил к коре свои руки, медленно поглаживая жесткую, неровную поверхность. Его удивило тепло, которое он ощутил, пульсирующее тепло, которое излучалось наружу, чтобы рассеяться по всему его телу. Он не отрывал рук, пока это тепло просачивалось в него, предполагая, что может быть это начало контакта.
Однако, больше ничего не произошло.
Он отнял ладони от ствола, глядя наверх на плотное гнездо переплетенных ветвей. Над головой в лунном свете переливались листья с оранжевой окантовкой, напоминая ему отсвет заката на поверхности Радужного озера. От этого мерцания исходили какие-то шелестящие звуки, тихие и нежные, и он протянулся к ним своими чувствами, пытаясь разобраться в этих звуках и превратить их в слова.
Но снова ничего не получилось.
Он снова приблизился, оставляя небольшую дистанцию, надеясь, что так он сможет добиться какой-то перспективы. Однако, начав медленно обходить тейнквил, изучая его строение, у него появились сомнения, как вообще возможно такое создание. С любого угла дерево казалось одинаковым - древним и громадным, представляющим такую загадку, которую мальчик никогда не сможет разгадать. Это было дерево, и в таком ракурсе он понимал его чуть больше. Однако, это было дерево такой необъятности - размером, формой, возрастом и незыблемости, врожденного и глубокомысленного интеллекта,- что оно игнорировало его. Он осознавал его мощь, но никак не мог с ним связаться. Чем дольше он пытался решить, как ему это осуществить, тем больше он убеждался, что это невозможно. Тейнквил был слишком удаленным, слишком чужеродным и слишком непроницаемым для любого, кто не обладал магией друидов.
Хайбер, подумал он, лучше подошла для этого. Ему вдруг захотелось, чтобы он все-таки согласился, чтобы она пошла с ними.
Но это было смешно. Ведь Король Серебряной Реки послал не Хайбер. Именно ему было предсказано найти способ связаться с этим деревом.
Он присел, скрестив ноги перед собой, подперев подбородок руками, и уставился на этот пестрый ствол, пытаясь обдумать возникшую проблемы. Должны же быть какие-нибудь средства для этого. Он еще не знал, какие именно, однако должен суметь найти их, если достаточно времени над этим поразмышляет. Общение с живыми существами проявляется совершенно неожиданными способами. Он обнаружил это давно - и знал, что это правда. Поэтому, способ связаться с тейнквилом тоже был. Чтобы понять его, а он мог понять Пена.
Как же деревья общаются?
Он понятия не имел. До сих пор он никогда об этом не слышал. За исключением Эллкрис, когда та говорила с Избранными из народа эльфов. Однако Эллкрис создана из человека, который по своему желанию согласился превратиться в дерево. Он не был уверен, что то же самое можно сказать о тейнквиле. Он ничего не знал о его истории, о том, как он появился на свете. Он не мог предполагать, что в нем было что-либо человеческое.
Значит, он должен найти другой способ. Это было дерево и, следовательно, растение. Что он знал о растениях и их взаимоотношениях в этом мире? Они были живыми и получали свое питание их почвы. Некоторые, как тейнквил, были очень старыми и, поскольку не могли передвигаться, то должны быть очень терпеливыми. Чтобы размышлять, у них было бесконечное количество времени, поэтому они могли думать неизвестными людям способами, которые никогда не задерживались на одном месте достаточно долго, чтобы заставить себя порассуждать так, как это делали деревья.
Он вздохнул, глядя на ветви. Он напичкал это дерево человеческими характеристиками. Должен ли он так делать? Может ли
