Мистериум. Полночь дизельпанка (сборник)

движения причиняли почти что физическую боль. Эдвард замер. По спине медленно прокатилась капля горячего пота. Он молил, чтобы неожиданное вторжение оказалось лишь сном… но сон этот не спешил прекращаться. Червь, чем бы он ни был на самом деле, на миг замер, точно подражая самому археологу. А потом вспыхнул, расширяясь, заполняя собой все и принося за собой шквал воспоминаний, мыслей, чувств…

Дальше была темнота.

III

Тьма…

Что люди знают о тьме?

Знают ли они, насколько богата красками она может быть? Когда мельчайшие оттенки, полутона сумрака очерчивают все вокруг с ясностью, на которую не способен солнечный свет…

Ты пробираешься сквозь колючий густой кустарник, ощущая, как его шипы рассекают твою кожу, украшая тело кровавыми рунами. Острия вспарывают ее во множестве мест, наполняя тебя сладостной болью. Ты обожаешь это чувство. И ненавидишь его. Кто только решил, что эти чувства несовместимы?

Кустарник заканчивается, оставив тебе на память причудливую сеть алых рисунков. Он тоже запомнит тебя: кровь пропитывает шипы, втягивается внутрь, вступает в сложный круговорот внутри растения, которое наполовину скрыто под землей, – если присмотреться, можно различить призрачные корни в сумраке земли. Тебя удивляет это ощущение – видеть подземные корни оставшегося за спиной куста, – но ты быстро забываешь о нем. Это совершенно неважно.

Впереди, всего в паре шагов, лежит труп. Это женщина. Или, вернее, когда-то это было женщиной. Тело, изувеченное, наполовину обглоданное, лежит в бурой луже крови и фекалий. Дурманящий аромат кружит голову, рот наполняется слюной, но ты отмахиваешься от голода и идешь дальше, надеясь отыскать что-нибудь посвежее.

Правильно!.. Свежатина и только свежатина!.. Тихое хихиканье на грани слышимости. Ты мельком успеваешь заметить его источник – где-то справа проносится скрюченная тень. Подробностей не разглядеть – почему-то его контуры мрак высвечивать не хочет. Ты слишком хорошо знаешь существо, которое невозможно разглядеть даже в многогранной тьме, если оно того не желает, но сейчас тебе не хочется об этом думать.

Шаг, другой, третий… Под ногами хлюпает грязь, периферическое зрение то и дело замечает лежащие тут и там тела. Теперь ты начинаешь вспоминать, как они тут оказались, почему умерли, чьи зубы и руки рвали их на части. Эти воспоминания наполняют тебя смутным удовлетворением пополам с гневом. Ты до сих пор помнишь жгучую ярость, с которой бросался на них, терзающую нутро ненависть… Да, ненависть, верно. Ты вдруг понимаешь, что тьма и ненависть суть одно. Одно проникает в другое, смешивается, становится целым, делая видимым незримое и возможным немыслимое…

Суета, суета, суета… вечно вы, смертные, суетитесь… А ваша ненависть – это та же су-е-та…

Грязь хлюпает под ногами, и тогда твоих ноздрей касается запах. Новый запах, неожиданный в этом месте. Жизнь. Здесь есть что-то живое. Или – немыслимая удача – кто-то живой. Ты поворачиваешься на запах – в самом деле, так. Там горят огни, силясь разогнать мрак, но на деле лишь дополняя его новыми оттенками. Ты идешь на свет, не заботясь, что тебя заметят, – в любом случае им нечего тебе противопоставить.

Наконец, ты доходишь до первого человека. Он лежит на земле возле костра. Кажется, спит. Неважно. Ты изучаешь черты его лица, знакомые и вместе с тем странно непривычные. Откуда-то из глубин памяти всплывает имя. Пол Смит. Пару секунд ты катаешь его на языке, потом отпускаешь. Странное сочетание звуков не несет в себе никакого смысла. Ни малейшего.

Мясо, оно мясо и есть.

Верно… Совершенно верно. Теперь ты видишь говорящего – он не спешит скрыться во тьме. Видимо, решил наконец показаться на глаза. Он похож одновременно на человека и на обезьяну – странное гибридное создание. Белесое тело, лишенное волос, покрывают язвы, источающие гной и сукровицу. Существо ехидно скалится, глядя на тебя блестящими глазками, отражающими свет огня. Выжидает. Тебе быстро надоедает играть в гляделки, и ты возвращаешься к добыче.

В последний миг спящий успевает открыть глаза. Ты замечаешь в них свое отражение… нет, не так. Два отражения. Смутно ощущая какую-то неправильность, ты пытаешься ее осознать. Потом понимаешь. В одном зрачке отражалось загорелое зеленоглазое лицо с растрепанными каштановыми волосами. В другом – бронзовокожий лик с крупным носом и глубоко посаженными черными глазами. На пару мгновений тебя занимает это противоречие, а потом ты выбрасываешь его из головы.

Вцепляешься зубами в горло жертвы и вырываешь из него сочный кусок мяса, чувствуя, как по подбородку бежит горячая кровь.

Эдвард очнулся, тяжело дыша, и уставился перед собой. Сначала ему показалось, что кошмар продолжается, но