затем он понял, что тьма над головой – всего лишь ткань палатки.
– Ты как, живой?
Ирвин вздрогнул и уставился на того, кто задал вопрос. Пол Смит, целый и невредимый, обеспокоенно смотрел на него. Тот, чье горло он во сне с таким аппетитом… Археолог с трудом справился с дурнотой и поспешно отогнал отвратительные мысли.
– Что со мной было? – хрипло спросил он.
– Судя по всему, солнечный удар или что-то подобное, – отозвался Пол. – Не знаю, как можно его заработать с покрытой головой, но все же… Ты присел рядом с нашим покойником, сказал еще, какой он, мол, здоровенный, и тут рухнул как подкошенный. Мы переполошились, само собой… Перетащили тебя в палатку, в тень. Вроде бы все обошлось…
Эдвард Ирвин почувствовал облегчение. Всего лишь кошмарный сон, вызванный перегревом!.. Правда, симптомы были совершенно непохожи на описанные в медицинских справочниках, но Эд поспешно отогнал эти мысли. Вернее, попытался отогнать. В тот же миг в голове вновь пошевелился «червь», которого он ощутил там, на раскопе, и вместе с тем накатила бурная волна чувств – голод, жажда, предвкушение чего-то и ненависть, ненависть, ненависть… К счастью, в этот раз его не унесло вновь в пучину кошмара, как он опасался, – прилив схлынул так же неожиданно, как и начался, оставив о себе лишь воспоминания и отголосок смутного желания посмотреть, какого цвета печень у собеседника.
–
– Ты… это… видишь? – еле ворочая языком, спросил Эдвард.
– Что? – недоуменно повернулся приятель, теперь глядя прямо на тварь.
Та хихикнула, погрозила обоим длинным костлявым пальцем и стала тускнеть, медленно растворяясь в воздухе.
– Ты это видел? – повторил Эдвард.
– Нет, – помотал головой Пол в тот самый миг, когда последние белесые блики растаяли во тьме палатки. – Ничего я не видел. А что?
Волосы на голове Ирвина зашевелились. Раньше он считал этот образ не более чем художественным преувеличением, но теперь столкнулся с данным явлением на своем опыте, и этот опыт ему категорически не понравился. Как и мысли, его вызвавшие.
– Слушай, – медленно проговорил он. – А не мог ли я в этом проклятущем кургане подцепить какую-то оккультную дрянь?
– Да ты что?! – вытаращил глаза Смит. – Мы его несколько раз проверили, профессор Скантрон даже лично какой-то ритуал из «Пнакотических рукописей» проводил, чтобы удостовериться. Чисто!
Эдвард недоверчиво покачал головой. Видимо, что-то промелькнуло в его глазах, потому что Пол поспешил завершить беседу:
– Ладно, отдыхай. Тебе еще нужно восстановить силы после этого теплового удара. В конце концов, свою лепту в дело ты уже внес – выкопал скелет…
Глядя вслед приятелю, Эдвард Ирвин мрачно подумал: «Вот именно. Я нашел этот треклятый скелет. И, кажется, мне в одиночку это расхлебывать…»
В голове продолжал копошиться червь, сотканный из порока и ненависти.
Со временем все становилось только хуже. Экспедиция продолжала раскапывать курган, нумеровать находки и записывать их краткие описания в журнал. Червь в голове по-прежнему не торопился исчезать, порой вновь одаривая Ирвина крупицами доводящих до исступления нечеловеческих эмоций. Он все чаще, глядя на товарищей, ловил себя на ужасающих, кощунственных мыслях, и каннибализм в их перечне уже не был наихудшим. То и дело он слышал вкрадчивый шепоток за спиной, а в сумерках пару раз был готов поклясться, что видел вдали силуэт ненавистного прокаженного чудовища.
Его начали сторониться, даже не отдавая себе отчета, почему это делают. Что-то странное порой мерещилось им во взгляде Эдварда… Пол Смит, которому Ирвин все же по секрету поведал о происходящем, посоветовал по возвращении в Аркхем обратиться в клинику душевных болезней, и он, подумав, согласился. Потому что смутные желания и тихий голос за спиной были ничем в сравнении с тем адом, в который Эдвард Ирвин с головой погружался по ночам.
То была тьма, которая не была тьмой. Это была содержащая множество тонов слоистая чернота, где ярко выделялись не только контуры всех предметов, но и их внутреннее строение. Порой его посещали странные мысли, что так человеческий разум мог бы воспринимать зрение в другом диапазоне электромагнитных волн… Такими рассуждениями, впрочем, он задавался только по пробуждении, ибо во снах его интересовало совсем иное. Они были полны крови и смерти, доставлявших почти физическое