Г.Ф.
Я медленно приходил в себя, ощущая ребрами каждую неровность каменного пола. Голова пульсировала как один сплошной нарыв, а в глазах стояли обрывки незапомнившихся сновидений. Я медленно поднялся на ноги и ощутил на руках и ногах тяжесть массивных кандалов. Было темно, и только где-то вдалеке подрагивали отблески одинокой свечки. Гремя цепями, я зашарил по полу и вскоре нащупал сухую соломенную подстилку. Ничего не оставалось, как забраться на нее и ожидать своей участи. Я был опустошен.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем отблески дрогнули и через несколько мгновений обратились в полноценный свет – далекий, тусклый, но приближающийся. Я зажмурился, когда тюремщик подошел слишком близко и начал степенно возиться с замком.
– Каково это, быть собачкой на цепи? – спросил он.
– Тебе лучше знать, Александр.
Тишина нависла взмахом кулака, но псих лишь рассмеялся – немного плаксиво и повизгивая.
– Мы подчинили тебя, псинка. Всеми теми жертвами. Мы разрушили твои барьеры – тук, тук… и ты стал наш. Апорт, Шарик!
Он поставил передо мной наполненную тарелку, стакан с водой и ушел. Я сидел, стараясь не глядеть в сторону пищи, а время шло, измеряясь ударами сердца, а потом и вовсе целыми вечностями. Я не заметил, как уснул.
Миры мелькают перед моим внутренним взором, но это был уже не прыжок веры, а барахтанье в прочных сетях. Я оказываюсь посреди какой-то комнаты – беспомощный, обездвиженный. Тела не чувствую… Значит, не-я пробудилось.
– Почему ты перестал заклинать, Диомед?
– Все готово, Лоренцо, – ответил невзрачный голос. – Когда погаснет последняя свеча, они воссоединятся…
– Журналист нас не слышит? – обеспокоился Лоренцо.
– Исключено.
Я пытался осмотреться (для этого мне не нужно было приходить в движение), но тщетно.
– Массовые исчезновения полицейских не вяжутся с твоим планом о содержании Города в неведении. – Диомед явно продолжал спор, начатый еще до ритуала. Я услышал, как он встает, расправляя складки на одежде.
– Вздор, – бросил Лоренцо. – Немногочисленных свидетелей подвергли методам Алана Краули, а остальные находятся под благотворным влиянием средств массовой информации. Город спит спокойно.
– Ты слишком переоцениваешь средства массовой информации…
– А как же оглушительный успех радиопьесы «Война миров» в Америке? «Леди и джентльмены! Только что мне в студию принесли телеграмму с места событий в Гроверз-Милл… Секунду… Вот – по крайней мере 40 трупов найдено в поле к востоку от деревни. Все тела обуглены и изуродованы до неузнаваемости». Итог – миллион клюнувших. Сотни тысяч укрывшихся в лесах. Сразу несколько церквей объявили Армагеддон. Негры, конечно же, бросились мародерствовать. Так что не я переоцениваю, а ты недооцениваешь.
– Да будет так, – пробормотал Диомед.
– Думаешь, это мой план? Основатель предсказал приход Иных за тысячи лет. Ты сам читал его Книгу. Последующие магистры лишь дорабатывали его великий план. Но время пришло. Если наше оружие покажет себя в Городе, то, быть может, шаг за шагом мы отвоюем планету у Иных…
И тут меня как пробку выщелкнуло вон. От резкой перемены обстановки я почувствовал, что разум вываливается из слабеющей хватки…
Меня отрезвил запах мокрого асфальта.
Что ж, хоть над собственными чувствами я властен… Но не до конца. Шуршание мелкого дождика казалось записью, воспроизведенной на граммофоне, а несуществующая кожа ощущала влажную прохладу ночи словно через полиэтилен. Обоняние резко исчезло, как если бы его обрубили топором.
Не-я воровато огляделось и шмыгнуло в переулок.
Скользя по крышам, не-я стало немного успокиваться, ведь это было его любимой забавой еще с детства. Расслабился и я, даже забыв на какое-то время о произошедшем. Пускай утром я буду разбит словно корыто из русской сказки, пускай остаток моих дней
