Конечно, первым делом мы с Престоном проверили, как поживает наш «джек». Спеленутый как куколка, пристегнутый к каталке кожаными ремнями, он только плакал и подвывал. Никого не узнавал. Он почти потерял человеческий облик, перемотанный серыми полотнищами, поглотившими его.
– А когда наступает ночь, приходится колоть ему седативное, – поделилась медсестра. – Он боится темноты и кричит нечеловечески. Я давно работаю в клинике, но такого воя не слышала. У нас даже «растения» с лоботомией начинают нервничать.
Я пригласил даму на кофе после дежурства из благодарности, хотя мог бы этого и не делать: как частный детектив, я собирал сведения о пациенте, которого ненавидел весь город. Ей не было смысла что-то скрывать от «спасителя Аркхема», как зачем-то меня прозвали журналисты. Она же, расчувствовавшись, проговорилась еще о многом. Она надеялась на продолжение, но даже кофе не входил в мои планы. Если у нее есть хоть капля мозгов, то она не придет в предложенный мной ресторан. Я-то уж точно не приду. Я лгал профессионально, лишь бы разговорить эту рыхлолицую деву-перестарку. Меня почти тошнило от ее пуританских детских ужимок, но я терпел до последнего. Пока не увидел, как белый сестринский чепец на ее голове зашевелился и свернулся в многоротую тварь. Я глянул в окно: да, оно снова смотрело на город, то мерзкое чудовище из кошмаров. Видение появилось среди дня, при полном свете.
Я спешно закончил беседу и вышел, пока страх не просочился наружу и не лишил меня возможности двигаться. Истерия в доме умалишенных – умоляю, увольте!
И снова город подернулся едва заметной серой пылью. Дома и воздух изменили цвет, осиянные цветом, не поддающимся описанию. Не знаю, чувствовал ли в тот момент кто то же, что и я, но вой сумасшедших провожал меня из Аркхемского санитариума.
Люди шли, немного иначе переставляя ноги, ни собак, ни кошек не было видно на улицах. Неужели только я замечаю происходящее? Я схожу с ума? Это был первый мой кошмар днем, когда я не спал, не терял сознание и мог двигаться по своей воле.
Забежав в панике в подворотню, в сырой и темный переулок, я прижался к стене, чтоб перевести дыхание. Тут же что-то склизкое коснулось моей щеки. Плесень на стенах. Как в моем ночном кошмаре. Да, сходство разительное. Оно проявилось еще больше, когда мимо подворотни по улице прополз инвалид. Он тяжко переваливался на своих дешевых протезах-руках. Ноги волочились по земле, извиваясь, как щупальца осьминога. Он плакал. Слезы текли по измазанному грязью изможденному лицу – не было возможности их вытереть, не упав совсем. Одежда была порвана местами и испачкана. Наверное, его избили и ограбили.
Не жалость, а ужас охватил меня тогда, когда он глянул в темноту подворотни. Посмотрел, не ожидая ничего увидеть в темноте. И злость, ненависть, смешанная с бессилием, читалась в его взгляде. Тогда я понял, что мир катится в ад, уже совершенно точно, но, скованный ужасом адской тьмы, не в силах был что-то сделать. Даже двинуться. Тут я упал без сознания.
Не знаю, сколько я так сидел у стены. Но когда чувства вернулись ко мне, странного света я уже не замечал. Казалось, все прошло. Вечером мы обсуждали с Престоном добытые сведения.
Проклятый санта, сумасшедший потрошитель, был служкой в одном из костелов города. Жил там же, в сторожке. Его патрон, священник, но совсем не святой, отдал Престону то, что не отдал копам: личный дневник «джека». Отдал под нажимом, когда мой партнер намекнул, что расскажет пикантную историю об одной маленькой китаянке, принявшей в дар от белого миссионера не только спасение души, но и младенца в чрево. Там и дальше были разные подробности, в результате которых почти все – умерли, но святой отец почему-то слушать не захотел, а предпочел перейти сразу к делу – принес дневник и рассказал, что раньше Кортон, вот как звали джека, увлекался богомерзкими ритуалами и чернокнижием, но раскаялся и стал служкой в приходе.
– Похоже, Кортон не раскаялся до конца, или я не смог вовремя разглядеть следы безумия в нем, – сетовал священник. Конечно, ему, как душепопечителю, было просто некогда…
Мои сведения дополнили картину – Кортон дважды сбегал из Аркхемской клиники уже после того, как мы его туда упрятали. Но недолго и недалеко – приходил добровольно сдаваться буквально через час. Сейчас он даже двигаться сам не может – кости размягчены, и мышцы ослабли очень быстро. Дата последнего побега совпадала с убийством. И мы вздохнули с облегчением. Читать дневник надобность отпала.
Но два вечерних гостя снова испортили нам жизнь. Один, сержант Вудз из полиции, принес пакет со свежими снимками и отчетом. Всем своим видом полицейский дал понять, что знает, что внутри, и презирает меня. Но сказать – не сказал ни слова. На черно-белых бездушно контрастных снимках с холодной четкостью просматривались все детали нового убийства. Тот же почерк, то же скальпирование. Жертва – медсестра из санитариума.
Второй гость говорил. Мальчишка из черного квартала. Запыхавшийся и испуганный, он вышел и темноты, черный как она сама,
