и произнес:
– Мамбо-вуду сказали: «Ты потерял гри-гри. У тебя нет защиты. Бойся лярвы».
И тут же скрылся в темноте. Она растворила его, и снова я ощутил приближение кошмара. Да, он прав, холщовый мешочек я потерял еще на болотах, наверное. Крестик, похоже, там же.
Пережив очередной мучительный сон, в котором чудовища с мерзкими кожистыми лапами выходили из нашей реки и заходили в дома города, я понял, что солнечный свет не избавляет меня от ужаса. Разрушение моего мира продолжалось.
Гипотеза о причастности потрошителя Кортона к убийствам рухнула, когда следующей жертвой стал сутулый негр из черного селения у болот. И дальше каждый день непойманный потрошитель с методической точностью выбивал всех, с кем мы так или иначе имели дело в расследовании. Но самое страшное для меня – убийства сливались с моими видениями. Странная гипнотическая связь с убийцей разрывала мне разум и душу. Мрак все больше захватывал мой мир. Тот, кого я видел в лапах монстров во сне, умирал и в реальности. Если я телепатически связан с убийцей, то это надо использовать против него же. Сегодня я решил рассказать о предчувствиях Престону. Грейси, вырвав меня из очередного припадка, только утвердила мои намерения. Ради Грейси, ради нее и человеческого будущего города.
Не было смысла искать Престона – он сам придет в контору через час. Я открываю дневник убийцы и начинаю читать наугад, чтоб скоротать время. Страшная правда открывается мне: Кортон видел то же, что и я!
Его оккультное прошлое, мистические учения и мерзкие ритуалы помутили его разум или дали силу провидца. Он считал, что второе. Мир, по его словам, стоял на грани падения. Чудовища извне устремили свои бесчувственные взоры на нашу планету, и удара уже не отвести. Они нападут сразу и со всех сторон: проснутся монстры древности и демоны тьмы из бесчисленных миров и пространств. Лицо мира изменится. Но он, последний воин, будет сопротивляться, пока есть силы. Он видит тех, кого твари сделают своим орудием, и в его силах уничтожить эти оболочки сейчас.
Я пропустил, потрясенный, несколько страниц, и когда смог опомниться и читать дальше, увидел четкие и подробные, как в медицинской карте, описания чудовищ и жертв, которыми они будут пользоваться. Дальше – что надо сделать, чтоб человек стал непригоден монстру. И потом еще несколько страниц дневниковых описаний препарирования своих жертв: блондинки с вырванным позвоночником, скальпированной рыжеволосой девушки, маленькой негритянки – они должны были стать суккубами.
Заканчивал он дикой записью: «Прости меня, Боже! Раз других Ты простить уже не силах! Преисполнилась чаша терпения Твоего. Прости и прими их души. С телами я расправлюсь сам. Благодати в нашем мире больше нет, а мы и не заметили».
И новый кошмар накрыл меня с головой. Грейси, Грейс, Благодать!
Мои руки закоченели от веревок. Все тело ныло. Вкус крови во рту. Я провел языком по разбитым губам. Престон и Вудс сидели напротив меня в серой комнате, покрытой склизкой пылью. Сумрак все сгущался, залезая в окна. Пахло плесенью и болотом. Рваные портьеры колыхались в выбитых окнах как щупальца морского чудища. Мертвая Грейс лежала на кушетке, изрезанная, как и все остальные жертвы ранее.
– Подонок! Псих! – плюнул мне в лицо Престон.
И кто-то еще был в комнате, я чувствую. Никогда еще я не ощущал такого сильного присутствия неизвестного и невидимого. Физическая боль не смогла заглушить этот прожигающий насквозь ледяной и безучастный взгляд в затылок. Кто там? Кто это?
А потом Престон отошел к окну и внезапно закричал от ужаса. Вудс обернулся на крик и окаменел. На стене напротив окна в заброшенном главном доме «Торбы» висело треснувшее зеркало. Я увидел в нем спускающуюся с неба и шевелящую щупальцами огромных размеров глыбу непередаваемого цвета. Она была похожа на многоглазый череп или разрушенный дом…
Господи, я знаю, уже поздно – Ты не слышишь. Прости мою гордыню.
Надо ли смеяться в наступившем аду?
Не могу понять, что со мной происходит. Я забываю свое прошлое, ничего не осталось от детских лет, лица близких поблекли и постепенно исчезают из воспоминаний. Даже недавние времена словно подернулись туманом.
Похоже, я действительно меняюсь. Кто-то словно бы стирает меня, но не из жизни, а из моей собственной памяти. Но для чего? Убить было бы куда проще. Значит, мои мысли и воспоминания важны сами по себе и их надо обязательно сохранить.
И я с удвоенной энергией принимаюсь за свои записи, пока еще видят глаза. Писем осталось совсем немного – буквально несколько штук. А новую почту не приносят уже три дня. Утром, сквозь беспокойную дрему, я вроде бы слышал какие-то стуки у дверей моего кабинета. Но открывать не пошел: наверное, очередной посланец ученого совета с очередным бессмысленным, фальшиво-вежливым предложением.
Стучали долго. Размеренно и сильно, как будто не костяшками в дубовую панель, а – молотком забивали гвозди. Может, то был всего лишь ремонт? Здание старое, и в Мискатонике то и дело что-то подновляют и подкрашивают.